Читать книгу "Двойные игры адвоката - Наталья Борохова"

– Опять у тебя все сводится к деньгам! – заметила Елизавета. – Из нематериального я услышала только про прогулки и разговоры.

За неполных два года жизни детей отец был с ними на прогулке от силы раз пять. Но каждый такой выход обставлялся как особенное событие. Мерцалов долго брился, мылся, одевался, как для выхода в свет. Потом они с женой торжественно гуляли по аллее взад-вперед. Если бы они были звездами и в кустах сидели папарацци, за глянцевые фото в журналах не пришлось бы краснеть: «Отец семейства в заботах о потомстве», «Счастливы вместе». Но деятельная натура Мерцалова просто изнывала от скучной перспективы круг за кругом возить коляску по дорожке. Он не любил тратить время так бестолково, поэтому на всем протяжении прогулки не отнимал от уха мобильник. Он говорил о пуске новой линии по производству лекарств, сетовал на плохую работу отдела снабжения, распекал за что-то юристов. Выпустив пар, он становился мягок и сообщал каждому собеседнику примерно одно и то же: «А я тут на прогулке. Вожусь с детьми, понимаете ли… Да-а, близнецы – это непросто. Но мы справляемся, справляемся». Дубровская, шагая с ним рядом, с трудом подавляла зевоту. За время прогулки она успевала сказать мужу всего несколько слов, с трудом вклиниваясь в недолгую паузу между телефонными звонками.

– …Честно говоря, я думаю, что отец становится необходим детям лет в пять, не раньше, – продолжал рассуждать Мерцалов. – О чем я могу пока с ними беседовать? Они и говорить-то не умеют. Угу, ага, биби, пипи… Тьфу! Одно мычание. Вот вырастет Саша, я расскажу ему про космос, научу разбираться в моделях машин. Я буду брать его с собой на фабрику. А пока – увы! Я не вижу, к чему приложить свои знания.

– Не можешь приложить знания, так приложи тогда свою любовь! Как ты не понимаешь, что быть со своим ребенком, видеть, как он растет, меняется, произносит первые звуки, а затем первые слова, становится самостоятельнее, умнее, – это и есть родительская работа! Нельзя приходить на готовое. Ждать, что кто-то для тебя подготовит ребенка – нянька с французским языком, логопед, психолог… Боюсь, что когда у тебя появится желание заниматься детьми, ты с удивлением обнаружишь в их поведении черты многих чужих людей.

Дубровская разволновалась настолько, что опять посадила Машу на ковер и встала перед мужем и свекровью, как перед публикой в суде. Но она просчиталась. Это были не присяжные, готовые ловить любое сказанное ей слово.

– Ты, Лиза, говоришь, словно учебник по педагогике цитируешь! – возразила ей свекровь. – Андрей прав, на этом этапе их жизненного пути ты вполне справишься сама. Довольно уже того, что тебе не нужно думать о хлебе насущном, как многим другим. Воспитывай детей, развивай, как хочешь. Придет время, и Андрей еще проявит себя как отец.

– Но вы не можете меня упрекнуть в том, что я не воспитываю детей! – воскликнула Лиза.

– Ты могла бы уделять им больше времени, – назидательно заметила свекровь.

Дубровская замолчала. Бесполезно было метать бисер. Муж и свекровь всегда выступали единым фронтом, и переспорить их не было никакой возможности. Хуже было то, что после подобных разговоров Елизавета начинала чувствовать себя этакой матерью-кукушкой, бросающей детей ради своей прихоти.

– Ванна готова! – раздался сердитый голос сверху. Нянюшка решила положить конец семейным распрям. – Вы уже решили, кто будет мыть детей? Или, может, пригласите для этого профессионального банщика?

Ольга Сергеевна только покачала головой. Ей всегда казалось, что нянька много себе позволяет. Но невестка полностью ей доверяла, а уж после того, как Дубровская защитила в суде дочь Лиды, сняв с нее обвинение в убийстве, уважение к ней женщины переросло в средневековую преданность.

– Я иду! – крикнула Лиза, понимая, что купать детей ей сегодня придется в деловом костюме. Вода остынет, пока она будет возиться в гардеробной. – А ну-ка, поторопитесь, милые! – сказала она Саше и Маше. – Мы идем купаться.

– А игрушки кто будет собирать? – ехидно спросила Ольга Сергеевна. – Нянюшка? Любовь к порядку закладывается с детства! В шестнадцать лет это будет уже не воспитать.

Дубровская растерянно посмотрела на ковер, усеянный игрушками. Понадобится минут десять, чтобы уложить их в ящик. К этому времени вода безнадежно остынет, и ванну придется наполнять снова.

– Складывать игрушки мы начнем завтра, – сказала она, махнув рукой. В самом деле, воспитание любви к порядку вполне могло подождать до следующего дня.

Дети припустили наверх. Ножки их были еще малы, чтобы легко шагать по ступеням, поэтому подъем они преодолевали медленно, кряхтя, как старички. Это было уморительное зрелище, и даже отец семейства забыл на время о своих недавних обидах и претензиях.

– Я помогу тебе, – сказал он Лизе, отдавая матери мокрое полотенце.

Лиду отпустили домой, и молодые родители сами занялись купанием детей. Малышей раздели, посадили в ванну, куда для забавы кинули десяток ярких резиновых игрушек. Дети шумно плескались, поливая друг дружку из лейки, громко лопоча и устраивая в воде домики из пены. Это было веселое зрелище, ни у отца, ни у матери не было охоты спорить о том, чем является купание детей – рутинной родительской работой или развлечением.

– Смотри, какие они милые! – говорил Андрей, помогая сыну прикрепить резиновые фигурки зверей к кафелю над ванной. – Как тебе кажется, их еще не пора купать раздельно? Два года все-таки…

Дубровская пожала плечами. Она не знала ответа на этот вопрос. Дети тянулись друг к другу, и лишать их удовольствия плескаться вдвоем в одной ванне было жалко. Придет время, и детишки поймут, что отличаются друг от друга не только именами. А пока им не было дела до того, что думают об этом родители. Они весело хохотали, стуча ладошками по воде.

Дубровская, как и многие женщины, когда-то мечтала о девочке. Дочка в ее грезах чем-то напоминала куклу из далекого детства. Она должна была быть белокурой и синеглазой, с ямочками на щеках и густыми щеточками ресниц. Такую куклу Лизиному отцу по случаю привезли когда-то из Германии. У подружек во дворе ничего подобного не было. Игрушечная девочка была одета в шелковое голубое платье с пояском. На ногах у нее красовались белые чулки и атласные туфельки с пряжками. После первой же прогулки во дворе Лиза потеряла туфельку, затем куда-то запропастились ажурные чулки. Сейчас она не могла вспомнить, куда вообще делась немецкая красавица – ее потеряли при переезде, отдали в детский сад или подарили соседской девочке? Но в памяти сохранился тот сказочный образ и детский восторг от обладания таким сокровищем. Маша должна была родиться именно такой.

Мерцалов, как и многие мужчины, мечтал о сыне, лелея в душе надежду на наследника. Внешних предпочтений у него не было, но вот требования к характеру оказались типичными. Сынок не должен был получиться нюней и размазней. Он должен был хватать знания на лету, преуспевать в точных науках, ну и, конечно, быть сильным, ловким и спортивным. Придет время, и он передаст ему долю в своем бизнесе, написав на визитках: «Мерцалов и сын».

Сейчас, когда детям не исполнилось еще двух лет, было рано говорить о том, насколько сбылись мечты родителей, и делиться разочарованиями, но первые впечатления озадачивали. Голубые глаза отца и густые щеточки ресниц вкупе с ямочками достались Саше. Он же оказался мечтательным, спокойным ребенком, не доставляющим родителям хлопот. Маша же была тяжелее брата на восемьсот граммов. Она громко кричала, а иногда и визжала, топая ногами, требуя у брата игрушку, выпрашивая у няни печенье, протестуя против сна днем. Глаза у нее были густого шоколадного оттенка, как у Лизы, на чем внешнее сходство между матерью и дочерью заканчивалось. Кулачки ее были крепкими, а сердце смелым, как у львенка. «Бог знает, что вырастет из этой девочки, – бормотала Ольга Сергеевна, в очередной раз уступая капризам внучки. – В конце концов, если она с таким характером не найдет себе мужа, то в любом случае сможет командовать полком».