Читать книгу "Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин"

Неприемлемым для древнерусского летописца было и обращение к дохристианской мифологической традиции — этногоническому мифу об автохтонах: В. В. Иванов и В. Н. Топоров (1974) реконструировали «основной миф» балто-славянской традиции. Согласно реконструкции, праславянам (балто-славянам) был известен миф о женитьбе громовержца (в древнерусском пантеоне — Перуна) на женском персонаже, воплощающем землю/воду (в древнерусском пантеоне — Мокошь). В сюжет священного брака вмешивается змеевидный персонаж (продолжением этого персонажа считается древнерусский Волос/Велес), стремящийся похитить супругу громовержца. Потомством этого брачного союза должны были быть люди — славянские племена, подобно скифским племенам — потомкам змееногой богини. Естественно, монах-летописец не мог производить новый народ от древних автохтонных химер, языческая мифология была для него бесовскими «кощунами», славяне были потомками Ноя[34].

На поиски библейской генеалогии славян были направлены усилия первого русского историка, составителя «Повести временных лет»[35].

Глава I

Начало русской истории
Славяне и летописная предыстория Руси

«От сих населились острова народов в землях их,

каждый по языку своему, по племенам своим,

в народах своих».

Бытие, Х, 5

***

Начальная летопись (в разных редакциях) приступает к повествованию о русской истории со знаменитых слов: «Повесть временных лет, откуда есть пошла Русская земля, и кто в ней почал первее княжити, и откуду Русская земля стала есть» (ср. ПВЛ. С. 7; БЛДР, т. 1. С. 62). Продолжение темы выглядит несколько обескураживающе: «По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю, Сим, Хам, Афет». Речь идет не о Русской земле, а о всемирной библейской истории, космографии, описании разделения ойкумены между тремя сыновьями Ноя после потопа, когда восточные страны достались Симу, южные — Хаму, северные и западные — Иафету. Лишь в описании части Иафета летописец находит место для словен (славян), а затем для руси, обитающей еще на Варяжском море, на краю ойкумены.

Космографическое введение, не относящееся прямо к Русской земле, кажется «посторонним», тем более что и начинается оно с истории «по потопе», а не от Адама, как начиналось историческое сочинение, на которое ориентировался составитель ПВЛ, — Хроника Георгия Амартола.

Более уместным выглядит введение, предпосланное другому древнему летописному своду, повествующему о начальной истории Руси — Новгородской первой летописи (НПЛ), где речь сразу идет о центрах Русской земли — Новгороде и Киеве, приравниваемом к Риму и Александрии (см. главу II). Составитель НПЛ также пользовался данными византийской хронографии (как уже говорилось во Введении, для нее свойственно было соотнесение данных античной традиции с библейской); но космографии — разделения земли сыновьями Ноя — своей летописи не предпосылал. Что заставило составителя ПВЛ начать русскую историю с библейской, да еще не с самого Адама, а с потомков Ноя?

Знаменитый исследователь летописных сводов А. А. Шахматов выделил в тексте ПВЛ источник начального летописания, не дошедший до нас в виде отдельного произведения и получивший название «Сказание о преложении книг на словенский язык». «Сказание», очевидно, было составлено в Моравии и повествовало о моравской миссии Константина (Кирилла) и Мефодия, создателей славянской письменности (грамоты). Этому тексту, естественно, был присущ особый интерес к языкам разных народов, поэтому «Сказание» включало библейский рассказ о вавилонском столпотворении и смешении языков (Шахматов 1940. С. 90–91). В ПВЛ рассказ о столпотворении изложен на основании другого (апокрифического) текста (о чем пойдет речь далее), но рассказ о 72 языках, разделившихся с крушением башни, требовал упоминания словенского языка и был включен в кирилло-мефодиевское «Сказание». «От сих же 70 и 2 языку бысть язык словенескъ, от племени Афетова, нарци (норци), еже суть словене» (ПВЛ. С. 8).

§ 1. «Нарци, еже суть словене»

Отождествление славян с нориками — жителями приальпийской римской провинции Норик (к западу от Паннонии)[36] на Дунае вызвала оживленную дискуссию. Немотивированность этого отождествления заставила лингвиста Е. А. Хелимского предложить конъектуру: один из отделившихся после вавилонского столпотворения языков — народов был «наречен словенами» (нарци — ‘то есть’) (Хелимский 2000. С. 333 и сл.; ср. Гиппиус 2002. С. 84–95). Действительно, сама летописная фраза не препятствует такой интерпретации: «нарци, еже суть словене». Однако, смысловой повтор — «нарци, еже суть», равно как и контекст космографического введения, заставляют вернуться к проблеме, поставленной еще В. Н. Татищевым (Татищев IV: 389). Новый ее аспект был выявлен О. Н. Трубачевым (Трубачев 2002. С. 333–334), обратившим внимание на латинскую эпитафию VI в. св. Мартину Турскому, уроженцу Паннонии, где перечисляются народы, сподобившиеся знамений чудес, явленных святым: это «аламанн, тюринг, паннонец, руг, склав, норец, сармат, датчанин, острогот, франк, бургунд, дак, алан» (Свод, т. 1: с. 358; ср. также Авенариус 1993. С. 21).

Сочетание имен Sclavus, Nara в эпитафии действительно совпадает с летописным. Сам метод идентификации летописцем места славян среди «дунайских» народов указывает, что летописцу мог быть известен источник, содержащий подобный список. Несколько выше отождествления словен с нориками летописец находит место для словен в перечне балканских стран и языков в части Афета, заимствованном из Хроники Георгия Амартола: «Япиронья (Эпир), Илюрик, Словене, Лухития, Анъдриокия» (ПВЛ. С. 7) и т. д.

Проблема в том, что заставило летописца дважды (подряд!) отождествлять или сопоставлять славян с разными реалиями. Географического противоречия в этом отождествлении нет: римская провинция Норик в Альпах входила в префектуру Иллирик (летописный Илюрик), как и провинция Паннония и др. Иллирийцами принято называть древнее индоевропейское население северо-запада Балканского полуострова и Адриатики (включая венетов — см. далее), которое подверглось воздействию кельтов, а затем, после римских завоеваний, было романизировано.