Читать книгу "Золотая ладья нибелунгов - Ирина Измайлова"

Решение, как оказалось, было правильное. Садко высадился с тремя дружинниками на скалы и, прыгая по камням, добрался до чужого судна, с которого их тоже пристально рассматривали. Товарищи по несчастью оказались германцами и не воинственными завоевателями, а тоже купцами, занесёнными в эти воды даже не соображениями выгоды, а более всего любопытством и планами на будущее. Они искали место для удобной гавани, чтобы выстроить там крепость и обеспечить своим торговым кораблям место отдыха, а заодно и защиту от морских разбойников. Все германцы были облачены в кольчуги и вооружены, но Садко это ничуть не встревожило: иначе в этих местах лучше не появляться — его дружинники тоже были одеты по-боевому.

Германская ладья нагружена не была, но никто из её гребцов не заинтересовался, что за товар везут русские, грабить их они не собирались. Предводитель германцев, его звали Харальд, оказался ровесником Садко — ему тоже было на ту пору двадцать два года, и он тоже не первый год уже ходил в море. Бывал он и в Нево-озере, а из него пару раз спускался по Волхову к Новограду. По этой причине молодой мореплаватель немного знал русский язык и охотно разговорился с русским купцом.

Они отыскали среди неуютных скал небольшую расселину, в которой хватило место, чтобы развести костёр. Оба предводителя уселись на расстеленные волчьи шкуры (их принесли с германской ладьи), а трое дружинников Садко и двое воинов Харальда пристроились прямо на камнях. Германцы притащили дюжину копчёных уток, добытых в одном из прибрежных лесов, и вяленую рыбу, а русские со всей осторожностью докатили до расщелины бочонок отличного вина, которое Садко вёз с собой как раз на случай нежданных встреч (разумеется, если такие встречи можно было закончить без драки).

Они с удовольствием осушили по чарочке, заели утятинкой и разговорились, хотя Харальд и говорил на русском с большим трудом, а Садко к тому времени не выучился ещё ни одному из варяжских языков[17] — до сих пор ему чаще доводилось общаться с греками или арабами. Греческий он уже неплохо разбирал, а по-арабски знал всего несколько слов — арабы отлично понимали язык жестов. Так или иначе, но молодые люди отлично понимали друг друга (тем лучше, чем чаще наполнялись их чары).

Тогда-то Харальд и рассказал новому знакомому предание, которое помнил с детства. Предание о загадочном племени низкорослых подземных жителей, владевших тайнами колдовства и более всего стремившихся скопить как можно больше богатства. Никто не знал, откуда берут карлики-нибелунги своё золото. Выкапывают ли его из глубочайших земных недр, о которых мало кто слыхал и в которых никто из людей не бывал, выплавляют ли из неведомых руд, в которых никто другой не может угадать, а они видят и распознают драгоценный металл? А быть может, колдуны владели древней тайной — обладали философским камнем, что может обратить в золото и железо, и олово, и даже медь?

Так или иначе, но о кладе нибелунгов, кладе, равного которому нет, в германских землях слышали многие. Об этом кладе рассказывали предания. А ещё о том, что всякий, кто решался искать это злато, подвергал себя смертельной опасности. На страже клада стояли могучие силы, с которыми человек не мог совладать, и все, пускавшиеся на поиски, либо погибали, либо, вернувшись ни с чем, всю оставшуюся жизнь проводили в глубоком разочаровании, отчаивались, а иные сходили с ума...

— Нибелунг и и сейчас сторожат свои сокровища, — уверенно проговорил Харальд, видя, что его рассказ произвёл впечатление на нового знакомого, и очень этим довольный. — Люди всегда стремятся обладать золотом, поэтому всегда будут искать этот клад. И он всегда будет приносить им одни только несчастья!

Поутру шторм стих, и путешественники, пожелав друг другу удачи, мирно поплыли каждый в свою сторону.

— Со всеми бы варягами так, — вздохнул Лука, провожая глазами ладью Харальда.

А Садко не то чтобы всё время вспоминал рассказ германца, однако нет-нет да задумывался о нём, тем более что впоследствии ещё пару раз при разных обстоятельствах слыхал упоминания о колдовском золоте.

И вот теперь о нём вдруг заговорил лохматый разбойник, который, кажется, ни от кого не мог узнать про древнюю германскую легенду.

— Вижу, что слыхал ты про нибанлунгов! Вишь, глаза-то аж загорелись! — Бермята так и впился взглядом в лицо купца. — Слыхал и веришь, что злато это на самом деле есть!

— Язык у тебя коряв, как старое коромысло! — Садко, в свою очередь, уже куда внимательнее поглядел в лицо разбойнику. — Правильно надо говорить «нибелунги»[18]. Ну, рассказывали мне, помнится, германцы о карлах[19] хитроумных, что под землёй жили, а может статься, и по сей день живут. Да ты-то как про них прослышал?

Бермята усмехнулся, краем глаза невольно косясь на длинное лезвие купеческого меча.

— А мне про тех нибле... словом, про карликов тех один человек поведал. Такой же, как ты, купец.

— Которого ты грабил? Со страху много чего наговорить можно.

— Да не грабил я его! — с горячностью воскликнул разбойник. — Это он мою ватагу нанял, чтоб другого купца ограбить.

Это было так неожиданно, что на время стало для Садко Елизаровича важнее сказки про подземных карликов. Правда, ему доводилось слышать, что иные торговые люди не брезговали устраивать другим, более удачливым торговцам всяческие пакости, но верить этим слухам Садко не хотел. Да и будь то правдой, такое уж слишком! Чтоб купец на купца навёл грабителей?! Как после этого с людьми жить будешь, если вдруг кто прознает? Как честному купечеству не то что в глаза поглядишь, а просто на глаза покажешься?!

— И кто ж нанимал тебя? — Молодой человек не мог сдержать гримасу омерзения. — Как имя того иуды? Скажи уж!

— Да не знаю я его имени! — Кажется, Бермята не врал. — Знал бы — назвал бы. Но что он и сам купец, и притом богатый, это точно. Я его на торжище в Новгороде пару раз видал. А уж как он про меня прознал, так то только духи знают. Сказал, что знает о моих лихих делах, и ежели я с моими ребятами для него дела не сделаю, так выдаст меня с головой новгородскому посаднику. А посадник Добрыня нравом крут да на расправу скор. Вот и пришлось нам для того купца одного из вашей братии вчистую ограбить да ладьи его на дно пустить.