Читать книгу "Девушка в голубом пальто - Моника Хессе"

Так почему же я все еще думаю о Мириам Родвелдт?

Почему я уверена, что сегодня днем вернусь к фру Янссен? Если только мне не удастся отговорить себя?

Глава 4

Что же изменилось в моей стране за прошедшие два года? Всё – и ничего.

После ланча я выхожу на улицу и сажусь на велосипед. Продавец Бирманов отпускает овощи покупателю. Как будто владельца лавки не посадили только что в грузовик и не увезли. Как будто мир фру Бирман не рухнул.

Когда я возвращаюсь на работу, у господина Крёка есть для меня задание, связанное с официальной службой. Завтра похороны, и мне нужно написать объявление в газету и договориться в цветочной лавке. В половине второго господин Крёк подходит к моему столу и показывает черновик объявления. Я неправильно указала адрес церкви.

– Вы себя хорошо чувствуете? – Господин Крёк – маленький пухлый человечек; круглые очки придают ему сходство с черепахой. – Обычно вы не делаете ошибки. – Он мигает и пристально смотрит на свои туфли. Мы знаем друг друга почти год, но он чувствует себя неловко. Иногда мне кажется, что он стал владельцем похоронного бюро, поскольку ему легче проводить время с мертвыми, нежели с живыми.

– Извините. Наверное, я немного отвлеклась.

– Почему бы мне самому не заняться объявлением и цветами? – предлагает он. – У меня для вас несколько поручений на сегодня: мясник, а потом фру де Врис. – Он морщится, произнося это имя. Теперь понятно, почему он так легко спустил мне ошибку с газетой. Это компенсация за предстоящее общение с фру де Врис.

– Благодарю вас, – отвечаю я и хватаюсь за пальто, опасаясь, как бы он не передумал. Разберусь с фру де Врис позже, а сначала заеду к фру Янссен.

Так, это что-то новенькое. На здании через дорогу появилась надпись: «Да здравствует фюрер!» Она сделана белой краской, которая еще не высохла. Теперь я буду видеть ее каждый раз, выходя с работы. Хотел ли владелец магазина продемонстрировать, что он на стороне нацистов? Или эта пропаганда – дело рук самих нацистов? Никогда не знаешь навярняка.

С начала оккупации прошли акции протеста. Забастовка рабочих была быстро подавлена, и на улицах остались трупы. Папа считает, что нужно побольше таких акций. Ему легко говорить: ведь больная нога не позволяет в них участвовать. Мама считает, что нацисты – звери. И они были бы ей безразличны, если бы оставались в Германии. Она лишь хочет, чтобы они убрались из ее страны. После войны люди будут сидеть и вспоминать, как храбро они боролись с нацистами. Но эта «борьба» ограничивалась тем, что они носили красную гвоздику в честь королевской семьи в изгнании. А может быть, люди будут сидеть и говорить по-немецки, потому что немцы победят. И найдутся такие, кто будет ликовать по этому поводу. Это те, кто верит в нацистов или считает разумным поддерживать оккупантов. Как Элсбет. Элсбет, которая…

Ладно, не важно.

По пути к фру Янссен я дважды чуть не повернула назад. Первый раз – когда проезжала мимо солдата, допрашивавшего на улице девушку моего возраста. Второй раз – перед тем как позвонить в дверной звонок. При виде меня фру Янссен улыбается с таким облегчением, что я чуть не поворачиваю назад в третий раз. Потому что я все еще не совсем уверена.

– Вы осмелились мне помочь. – Она распахивает дверь. – Я знала, что поможете. Знала, что приняла правильное решение, доверившись вам. Я увидела это по вашему лицу. Хендрик всегда говорил…

– Вы больше никому не рассказали, не так ли? – перебиваю я фру Янссен. – Только мне?

– Нет. Но если бы вы не вернулись, не знаю, что бы я сделала. Я сижу здесь и все время волнуюсь.

– Фру Янссен, погодите. Давайте зайдем в дом. – Я хватаю ее под локоть и веду в гостиную. Мы садимся на кушетку с выцветшим цветочным узором. – Во-первых, я не соглашалась помочь, – заявляю я, потому что мне хочется полной ясности. – Я здесь для того, чтобы просто побеседовать. Сейчас мы только поговорим о Мириам, и я все обдумаю. Но я не детектив, и ничего не обещаю.

Она кивает:

– Я понимаю.

– Хорошо. Тогда почему бы вам не рассказать побольше?

– Все что угодно. Что бы вам хотелось узнать?

Что бы мне хотелось узнать? Я понятия не имею, какие вопросы задала бы полиция. Но когда я отыскиваю для клиентов товары с черного рынка, то начинаю с внешнего описания. Если им нужны туфли, я спрашиваю, какого размера и какого цвета.

– Если я решу помочь вам, мне нужно знать, как выглядит Мириам, – говорю я. – У вас есть фотографии? Мириам принесла их с собой? Какие-нибудь семейные карточки?

– У нее не было времени что-нибудь захватить с собой.

– А как она была одета, когда исчезла?

Фру Янссен прикрывает глаза, припоминая.

– Коричневая юбка. Кремовая блузка. И пальто. В мастерской мебельного магазина такие сквозняки, что приходится все время быть в пальто. На ней было пальто. Голубое пальто.

– Вот такое? – Я указываю на ярко-синий цвет на блюдцах фру Янссен в горке с фарфором.

– Скорее как небо в солнечный день. И два ряда серебряных пуговиц. Я одолжила ей другую одежду, пока она была здесь. Но когда она исчезла, пропали только те вещи, в которых она пришла сюда.

Продолжая задавать вопросы о разных деталях, которые приходят в голову, я мысленно рисую портрет девочки. Кудрявые темные волосы до плеч, тонкий нос, голубовато-серые глаза.

– Возможно, у соседей Родвелдтов есть фотография, – предполагает фру Янссен. – После исчезновения Родвелдтов они могли попытаться спасти какие-то вещи из квартиры.

– Вы что-нибудь знаете об этих соседях?

Она качает головой. Это значит, что я не могу пойти в ту квартиру и задать вопросы. Ведь жилище Родвелдтов, вероятно, заняла какая-то семья члена НСД. Амстердам – многолюдный город, и даже в нормальные времена здесь трудно найти жилье. А теперь, после исчезновения еврейской семьи, в ее квартиру сразу же вселяются сторонники нацистского режима. Они ведут себя так, будто всегда там жили. Война делает друзей врагами. Быть может, именно соседи донесли о тайном убежище Родвелдтов.

Где же еще можно найти фотографию?

– Вы заходили в убежище в мебельной мастерской? – осведомляюсь я.

Она кивает:

– Назавтра после того, как Хендрик был… Назавтра после того, как это случилось. Там все перевернули вверх дном во время обыска. Немцы забрали почти все. А может быть, просто Родвелдты захватили с собой мало вещей. Секретарша Хендрика могла бы попытаться что-нибудь спасти, но она отправилась в свадебное путешествие на следующий день после налета. Я могу ей написать. Но я не знаю точно, когда она вернется.

– В какую школу ходила Мириам?

– В еврейский лицей. С тех пор как изолировали еврейских учеников. Я не знаю, где он.

А я знаю. Он на берегу реки Амстел. Это здание из красного кирпича, с высокими окнами. Я постоянно проезжаю мимо него. Итак, теперь мне есть куда поместить девушку, мысленный портрет которой я создала.