Читать книгу "Побежденный. Hammered - Кевин Хирн"

Люди склонны считать, что друиды наделены способностью к телепортация, но это, конечно, чепуха. Я никогда не разбирал свои атомы на части в одном месте, чтобы собрать их в другом. Однако мог бежать милю за милей, не уставая, что сейчас и делал, быстрее, чем любой обычный человек. Я мошенничал, спрямляя путь через Тир на Ног, где любая роща могла быть связана с любым лесом фейри на земле – под лесом фейри я понимаю здоровую лесистую местность.

Путь из Аризоны до России занял у меня менее пяти минут: я перебрался в Тир на Ног, нашел узлы, ведущие к лесам Сибири, которые представлялись мне в виде железной дороги, и помчался вдоль них, пока не оказался на другой стороне глобуса, в стране борща и забавных меховых шапок. Но сначала мне потребовалось добраться из Темпе до Аравайпа-Каньон-Уайлдернес, что заняло у меня почти два часа. Но, оказавшись в настоящем лесу в России, я совершил приятное трехчасовое путешествие по земле в заполярную тундру, к озеру, связанному с Колодцем Мимира.

Теперь возможности сократить путь больше не было, и мне предстояло просто бежать к цели. Впрочем, я пришел к выводу, что это не так уж плохо. Моя жажда телепортации улетучилась, когда я привык к ощущению земли и потоку бегущей под ней магии. Среди всех онтологических представлений людей о загробной жизни Асгард – одно из самых приятных мест. Конечно, он лишен многообразия жизни, как замерзшие земли древних скандинавов, зато здесь имеется прекрасная компенсация в виде воздуха, пропитанного ароматами тайны и опасности.

Впрочем, вполне возможно, что я сам придумал, будто ветер несет ощущение опасности. Нет, моя пробежка вовсе не была развлекательной, я прекрасно понимал, что безумно рисковал.

Рататоск сказал мне, что я сразу пойму, когда доберусь до Ванахейма. Во-первых, прямо передо мной появятся пурпурные зубья гор Асгарда, а во‑вторых, долину Идаволл сменят обработанные поля и идиллические фермы, испещренные яркими цветными пятнышками на горизонте, где расположились ждущие первого снега амбары и зернохранилища, точно отрывочные, завершающие картину движения кисти импрессиониста. Я оказался здесь в тот момент, когда передо мной садилось солнце, и восхитился воображением древних скандинавов, которые думали, что такие вещи, как солнце, гравитация и погода, могут вести себя в дрейфующем мире, прикрепленном к ясеню, так же, как на земле.

Однако они превосходно представляли свой рай, и если бы я не знал, что древние скандинавы будут исключительно усердно меня разыскивать, я бы с удовольствием здесь задержался на некоторое время.

Я продолжал бежать, окутанный сумерками, под вечерние песни птиц, потом усилил свое ночное зрение, чтобы не получить травмы в темноте. Я бежал уже более восьми часов без передышки со скоростью десять миль в час. Горы Асгарда были уже совсем близко и вздымались передо мной, точно вздыбленные зиккураты.

Я пробежал еще милю, и чуть севернее, над кронами леса, к которому я быстро приближался, появилось желтое сияние – либо очень большой бивачный костер, что представлялось мне маловероятным, либо золотая грива Гуллинбурсти. Я решил, что отклонился слишком сильно на юг, слегка изменил курс, направился прямо в сторону сияния и довольно скоро остановился в первый раз после того, как оставил за спиной норн. Мне предстояло перебраться через реку, которая, по утверждению Рататоска, являлась границей Ванахейма. Я не хотел плыть, но выбора у меня не было. Если бы я попытался перелететь реку, превратившись в филина, мне пришлось бы оставить почти все мои вещи. Я пожал плечами, вздохнул и вошел в воду. В любом случае, то, что требовалось сохранять сухим, лежало в водонепроницаемом мешке.

К счастью, течение в этой части реки оказалось медленным, так что даже одежда и меч не особенно мне мешали. Однако одна проблема все-таки была: холод. Должен признать, меня пробирала сильная дрожь.

Решив, что лучше всего мне поможет с ней справиться хорошая пробежка, я помчался в сторону бледного света, но примерно через сорок ярдов мне пришлось снова остановиться. Как раз перед тем, как я вошел в лес, возникла яркая вспышка, что-то выскочило из-за деревьев, и ослепительно сияющая комета устремилась ввысь. Тут же последовал оглушительный раскат грома, и на небе появилась темная туча, которой не было еще несколько мгновений назад. Я замер, чувствуя, как вода капает на землю и меня пробирает жуткий холод. Я прекрасно понимал, что летающие существа – это боги и, скорее всего, они ищут меня.

Мне даже удалось рассмотреть бога плодородия Фрейра верхом на Гуллинбурсти, за ним мчался Тор на колеснице, запряженной двумя козлами. Они направлялись в сторону Иггдрасиля.

Я подождал, когда они скроются из виду, и только после этого побежал дальше, строго на северо-запад, у меня уже не осталось сомнений, что я выбрал верное направление, и, судя по всему, цель была близка.

Это меня несказанно обрадовало, потому что я понимал, что мне следовало спешить. Я рассчитывал покинуть Асгард до того, как кто-нибудь обнаружит, что норны пропали, но теперь уже сомневался, что мой план сработает. Как быстро они выйдут на мой след, целиком и полностью зависело от того, когда они отправят на мои поиски бога Хеймдалля. Все его чувства развиты в превосходной степени, и лучшего следопыта просто нет. Я не сомневался, что, если он где-то поблизости, он непременно услышит биение моего сердца и уловит запах моей тревоги.

В общем, мне ничего не оставалось, как прибавить скорость. Я подозревал, что Один уже разгадал мою уловку; у него было достаточно времени, чтобы понять, что Вакх не собирался сюда приходить, а темные эльфы ничего не сделали. Тем не менее он не знал, кто или что я, каковы мои цели и где я могу находиться. Вот почему Тор и Фрейр помчались к Иггдрасилю, чтобы выяснить, что там произошло, возможно, вместе с другими богами – но только не сам Один.

Я мог бы поспорить, что сейчас он направляется к своему серебряному трону, если уже до него не добрался. Вне всякого сомнения, он намерен меня найти и отправить достойную команду для радушного приема. Я прекрасно понимал, что должен действовать без промедления, до того как у него появится шанс «увидеть все» со своего трона. Рататоск не очень внятно высказался относительно расстояния между Гладсхеймом и Валаскьяльфом, так что я не знал, сколько у меня осталось времени.

Через четыре мили хаос дикого леса уступил место величественным фруктовым садам; ветви яблонь, грушевых, сливовых и многих других деревьев стали молчаливыми свидетелями моего неуклонного продвижения к цели, потом появилась медленная глубокая река – возможно, та же, что я переплыл ранее. Я решил, что она может служить границей между Ванахеймом и Альвхеймом, поэтому остался на западном берегу и принялся высматривать дома, расположенные на обоих берегах. Еще одна миля привела меня к ним.

Дом Фрейра вырос на северном берегу реки, словно могучий дуб посреди роскошного сада, все еще цветущего в конце ноября; казалось, он выращен естественным путем, а не выстроен, однако я сумел разглядеть стены и водонепроницаемый потолок, столь же удобные и надежные, как в любом другом доме. По всему участку на резных деревянных пьедесталах, расставленных случайным образом, стояли плетеные корзины, доверху наполненные плодами. Миниатюрные ночные животные лакомились спелыми дарами, а сова не упускала шанс полакомиться миниатюрными ночными животными.