Читать книгу "Аргентина. Лонжа - Андрей Валентинов"

…Бурый и серый за столом, черный дышит под ухом, а за открытым окном – ясное майское утро и бездонное синее небо.

– Понятно, – согласился он. Задумался на самый малый миг – и вздернул подбородок.

– Ничего писать и подписывать не стану.

На этот раз сбили с ног первым же ударом. После третьего под закрытыми веками плеснул оранжевый огонь.

Тьма…

Нет мыслям преград, Они словно птицы…

– Встать! – голос сквозь тьму, из самых глубин Ада. – Встать, говорю!

Встал.

* * *

Коричневых пауков он действительно не особенно различал. Что Гитлер, что Штрассеры – велика ли разница? Тем более, аналитики, которым он привык доверять, в один голос твердили, что сторонников Грегора Штрассера подчистую перебили в «Ночь длинных ножей», а Черный фронт младшего брата, Отто, – горсть болтунов-эмигрантов. Никакого «черного» подполья в Германии не было и нет, уцелевшие давно раскаялись и ревностно служат Бесноватому. От «красного» подполья тоже мало что уцелело, а бодрые рапорты Коминтерна об успехах нелегальной КПГ – обычная пропаганда. Социалистов и прочих профсоюзников можно вообще не брать в расчет. Вывелись!

Надежда была совсем на других. Уже не первый месяц газеты писали о Германском сопротивлении, руководимом неуловимым и загадочным Вальтером Эйгером. Скептики умолкли, уж слишком заметны были успехи. Сожженная рейхсканцелярия, пули, пробившие гнилой череп доктора Геббельса, «точечные» удары по провинциальным нацистским бонзам. Не так давно заговорили о новом герое-террористе – Ночном Орле, за которым без всякого успеха охотились все спецслужбы Рейха.

– Грандиозная провокация, – заметил недоверчивый Шут.

– Слишком грандиозная, – возразил Король.

О Бюро Кинтанильи газеты почти не писали. Сеть, раскинутая Шпионом Без Лица, охватывала «новые территории» Рейха – от оккупированных кантонов Швейцарии до Мемеля. Агенты Жозе Кинтанильи работали тихо и неприметно, настолько, что их даже официально не искали. «Фолькише беобахтер» в одном из фельетонов посмеялась над эмигрантскими сказками про пребывающего в безнадежном климаксе отставного британского разведчика.

– Глубокое внедрение и инфильтрация, – предположил Король. – Работа на будущее, на конечный результат.

– За этим стоят чьи-то очень большие деньги, – добавил свое Шут. – Нам Кинтанилья не помощник, мы для него – помеха.

А в середине зимы, когда друзья уже твердо решили пересечь океан, стало известно еще об одном игроке. Рейх справедливо гордился успехами своего эфирного вещания. «Радиоприемник – в каждую германскую семью!» – взывал ныне покойный рейхсминистр культуры и пропаганды. Мечта Колченогого осуществилась – и этим сполна воспользовалась ворвавшаяся в немецкий эфир радиостанция «Свободная Германия». Передатчик располагался на территории Бельгии, но это был лишь ретранслятор.

«…Внимание! Внимание! Передаем сводку последних известий. В ночь на 12 мая известный террорист Ночной Орел осуществил поджог загородной резиденции рейхслейтора Роберта Лея, руководителя Германского трудового фронта. Об этом нашему корреспонденту сообщил…»

МИД Германии посылал в Брюссель ноту за нотой, бельгийцы же в ответ поминали тевтонские зверства времен Великой войны.

– Британцы подключились, – констатировал Шут. – А это, куманёк, уже очень серьезно.

– И очень медленно, – возразил Король. – Стратегия непрямого удара с расчетом на Тридцатилетнюю войну. Хорошо им на их острове!

И подвел итог.

– Ты прав, дурачина, никто помогать нам не станет. Вся наша армия – ты да я, да мы с тобой.

– Приятно быть заместителем главнокомандующего, – хмыкнул Шут, а потом добавил серьезно:

– Скорее всего, растопчут – и не заметят.

* * *

Растопчут – и не заметят.

Встать смог, а вот стоять – нет. Упасть не дали, черный эсэсман придержал за плечи. Сквозь кровавую пелену – все то же: кабинет, стол, портрет Бесноватого над столом…

– Объяснитесь, Рихтер, – равнодушно проговорил следователь и добавил негромко:

– Пока еще способны.

Он провел ладонью по окровавленным губам, попытался стать ровнее.

– Если каюсь – значит, виноват. Если выполнял поручения – значит, виноват. Если после этого вернулся в Рейх – значит, не исключено, что по приказу. Презумпцию невиновности в Рейхе, насколько я знаю, отменили. Выйдет не хуже, чем по русской 58-й.

– Умный, – столь же равнодушно молвил бурый. – Все верно, только не завидую я тебе, умный.

Кивнул эсэсману…

– Погодите! – серый гауптман встал, поглядел прямо в глаза. – Умный, упрямый и крепкий…

Пожевал тонкими губами.

– В армии не служили, Рихтер?

– Не служил. В Штатах иностранцев в вооруженные силы не берут, а из Рейха повестку так и не прислали. Но стрелять умею.

На этот раз – чистая правда. Почти…

– Пригодится, – серый взял блокнот со стола, черкнул несколько строк. – Па-уль Рих-тер, 25 лет, не служил…

– Думаете? – с сомнением покосился бурый.

– Думаю! – отрезал гауптман. – А кого прикажете набирать? Трусов, слюнтяев и задохликов? Этот, чтобы выжить, станет драться до конца.

Следователь щелкнул ногтем по листу протокола.

– Шутите? Он же все лжет! Такие первыми к врагу перебегают.

– Перебегают? – серый негромко рассмеялся. – Это, майн герр, смотря к какому врагу!

И вновь поглядел в глаза.

– Ты еще меня возненавидишь, парень. И будет за что. Так и должно быть, готовься. Кстати, у тебя прозвище есть? Чтобы короткое и не слишком затертое.

На этот раз пришлось подумать. Прозвища были, но их называть в этих стенах совершенно не хотелось. Разве что…

– Так точно! Лонжа!..

…Арена, незабываемый запах свежей стружки – и прочный, не разорвешь, шнур. Годен для всего – и чтобы гонять по кругу лошадей, и чтобы свернуться в лассо, а главное – для страховки во время самых опасных трюков.

Бурый и серый переглянулись.

– Циркач! – поморщился следователь. Гауптман пожал мундирными плечами и молча записал короткое слово в блокнот.

Боль валила с ног, перед глазами плавали красные пятна, но тот, кто мечтал выступать на пахнущей стружкой арене, с трудом сдержал усмешку. Лонжа – не только прочная веревка. Для тех, кто пишет сценарии, – это заранее продуманный ход, нужный для спасения главного героя. И так, и этак – верная страховка.

Лонжа выпрямился и сбросил чужую руку с плеча.

* * *

Ночью его вновь позвала Смерть, вначале как привыкла, а после и по имени, настоящему, крестильному. Он не откликнулся, но все равно увидел знакомый зал с белыми колоннами и черным небом над головой. Играла музыка, и теперь он смог ее расслышать. Слова ускользали, но он знал, что это Ее, Смерти, танго, любимое, пригретое у ледяного сердца. Танго самоубийц… Стоило сделать всего лишь шаг – и закружиться в бесконечном танце среди бесчисленных теней. Музыка манила, звала за собой, смывая легкой прозрачной волной память о прошлом и надежду на грядущее. Танго, танго, танго…