Читать книгу "Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно"

Это не был брак по расчету, во всяком случае, не только по расчету. Судя по всему, жениха и невесту действительно связывало сильное чувство. Период разлуки и ожидания Фриц коротал в прусской казарме. В 1856 году он предвкушал, как бросит к ногам невесты лавровый венок героя-победителя: Пруссия тогда едва не ввязалась в войну из-за швейцарского Невшателя. Конфликт удалось потушить, и жених не смог продемонстрировать своих воинских доблестей.

Викки тем временем завершала курс обучения для выполнения возложенной на нее миссии. Ее главными наставниками были отец, принц-консорт Альберт, и барон Штокмар. Девушке говорили о двух основных задачах — желательности объединения Германии и необходимости либерализации Пруссии. Она оказалась способной ученицей.

Свадьба состоялась 25 января 1858 года в Лондоне. Молодожены провели первые две ночи в Виндзорском замке, затем отправились на родину супруга и в феврале прибыли в Берлин. «Англичанку», как ее стали называть простые немцы, сопровождал сын Штокмара Эрнст, который стал ее личным секретарем и советником. Бисмарк, бывший тогда послом во Франкфурте, заметил: «Если принцесса сумеет оставить свои английские качества дома и станет настоящей пруссачкой, то ее приезд станет благом для страны».

Она не смогла или не захотела пойти по пути, обозначенному Бисмарком. С самого начала она стала демонстрировать высокомерное презрение к Берлину, Пруссии и всем ее обитателям. Все там было хуже, чем в Англии. «Пахнет Пруссией», — говорила молодая кронпринцесса, когда ей что-то не нравилось. В одном Бирмингеме больше серебряной посуды, чем во всем Прусском государстве, фыркала она. Гогенцоллерны — «захудалый немецкий род», юнкеры — «жадные помещики» — цитировала лондонская «Таймс». Можно представить реакцию пруссаков на подобные высказывания.

Недовольство вызывало и то, что «англичанка» не желала следовать спартанским обычаям прусских правителей. Отцу Фрица ванну для купания доставляли из близлежащего отеля, а Викки немедленно распорядилась устроить в отведенном молодоженам дворце роскошную ванную комнату. Меню, повара, прислуга — все было английское. Пруссаки предпочитали есть спаржу доваренной до белизны, а Викки требовала, чтобы ее подавали зеленой. Детей она называла тоже на английский манер: Вилли, или Вильям, Генри… Когда обнаружилось, что у ее первенца левая рука парализована, и врачи посоветовали морские ванны, она отправилась на побережье Ла-Манша: балтийская вода, по ее мнению, не могла оказать на ребенка благотворного действия. Такое преклонение перед всем английским было несколько странным для женщины, в жилах которой не было ни капли английской крови: в ней соединились две чисто немецкие династии — Ганноверская, правившая в Англии с 1713 года, и Кобургская. Налицо был тривиальный снобизм.

По отношению к мужу у Викки развилось чувство собственницы в самых крайних формах. Как выражался эрцгерцог Баденский, женатый на единственной сестре Фрица, тот превратился в «почти бессловесное орудие» супруги. Как дочь королевы, она не усматривала ничего предосудительного в том, чтобы государством управляла женщина, но это противоречило традициям Салической правды, прочно укоренившимся в прусском менталитете. По ее мнению, не было бы ничего непристойного, если бы она надела брюки вместо юбки. Характерно поучение, которое Викки адресовала мужу:

«Править страной — это дело не только короля и немногих привилегированных персон… Напротив, право и священный долг отдельных индивидов и нации в целом — участвовать в управлении. То образование, которое обычно получали прусские принцы, не соответствует современным требованиям, хотя Ваше благодаря усилиям Вашей любящей мамы было лучше, чем у прочих… Однако Вы не прониклись как следует либеральными и конституционными традициями и ценностями — во всяком случае, так было ко времени, когда мы начинали нашу совместную жизнь. Какой прогресс с тех пор!»

Приятель Фрица, романист и политик либерального толка Густав Фрейтаг, дал меткую характеристику той односторонности, которая составляла суть отношений между супругами:

«Преданность и покорность любимой жене были с его стороны абсолютными. Любовь к ней представляла собой для него самое святое и самое ценное в жизни. Больше ему ничего не было нужно. Она была его любовницей, хранительницей его очага, его советником и другом. Как планировать садовые посадки, как покрасить стены, как воспитывать детей, как относиться к тем или иным людям и событиям — во всем он следовал ее указаниям. В тех редких случаях, когда его внутреннее „я“ отказывалось принимать ее аргументы и он не мог согласиться с ними, это вызывало у него смятение и он был склонен винить во всем себя самого».

В августе 1858 года Виктория и Альберт в сопровождении трех членов Кабинета министров нанесли визит в Берлин. Дочь ждала их с цветами на перроне вокзала. Последовали многочисленные банкеты и лодочные прогулки по Хавелю. Из Кобурга прибыли Штокмар и герцог Эрнст. Альберт встретился с Александром фон Гумбольдтом и напугал пруссаков высказываниями, которые они истолковали как вмешательство в их внутренние дела. Сам виновник всех этих страхов, как представляется, даже и не подозревал об эффекте, который он произвел в Германии. «Расставание было тяжелым», — записал он в своем дневнике. Сложнее всего было Викки: Альберт был единственным человеком в мире, чей совет она ценила. Как отмечалось в одной из биографических работ о молодом Вильгельме[1], «у Викки была врожденная черта, которую не изменили ни время, ни опыт: она делала то, что хотела, и говорила то, что думала, — не сознавая и не задумываясь о возможных последствиях своих дел и слов. Она была обаятельна и очаровательна, но окружающим с ней было очень трудно».

ГЛАВА 2

ВОПЛОЩЕНИЕ ПРОЕКТА

I

27 января 1859 года в 2 часа 45 минут Викки родила первенца. Осуществилась мечта Альберта Кобургского. Он ожидал, что ребенок воплотит в себе качества двух народов и двух династий. Несколько месяцев королева Виктория жила тревожными предчувствиями, опасаясь последствий неудачного падения дочери, которое случилось на пятом месяце беременности. Королева отправила дочери свою акушерку мисс Инносент и врача сэра Джеймса Кларка. Тот привез с собой бутылочку со снадобьем, которое должно было облегчить муки роженицы. (Обыкновенный хлороформ — тогда еще новый и не опробованный анестетик; королева Виктория принимала это снадобье, когда рожала сына Леопольда). Сэр Кларк неизвестно по какой причине так и не решился применить его в течение тех восьми или девяти часов, когда у Викки были крайне болезненные схватки. Прусская медицина была представлена доктором Августом Вегнером и акушеркой фрейлейн Шталь. Ни Кларк, ни Вегнер не были гинекологами. Не был им и «королевский хирург» профессор Иоган Лукас Шенлейн, приглашенный присутствовать в качестве консультанта. Единственным специалистом в команде родовспоможения являлся профессор Эдуард Мартин, но он прибыл с запозданием, поскольку Вегнер направил ему вызов по почте (!).