Читать книгу "Демографическая история Европы - Массимо Ливи Баччи"

Источник: Lomax W., La Reconquista, Editorial Critica, Barcelona, 1984.

В результате этих перемещений на европейском континенте сложилась довольно стабильная структура расселения, и процесс обезлюдения, последовавший за чумой и выразившийся в большом количестве брошенных поселений, угнетает ее, но не разрушает. Большая часть территории Европы оказывается занятой не только политическими образованиями, но и хуторами, деревнями, замками, городами, устойчивая сеть которых способна противостоять кризисам.

Средневековые переселения, схематично обрисованные на предыдущих страницах, ставят перед нами многие важные и спорные вопросы. Один из них касается размеров миграции, которые с точностью установить невозможно. Кун, изучив разные доступные источники — переписи, кадастры, строительство городов и т. п., — предположил, что в XII в. переселение из старой Германии на территории между Эльбой и Одером затронуло около 200 тыс. чел. Такое же количество людей участвовало в следующем столетии в колонизации, которая достигла Померании и Силезии. Согласно Аубину, в Силезии с 1200 по 1360 гг. было построено примерно 1200 деревень, а в восточной Пруссии — 1400; всего 60 тыс. хозяйств с предполагаемой численностью населения порядка 300 тыс. чел. Цифры, конечно, относительно невелики, но они соотносятся со скромной численностью населения Германии, которое оценивается в несколько миллионов человек (около 6 млн в 1200 г.). Даже допуская, что оценки занижены и потоки переселенцев превышали приведенные цифры в два-три раза, уровень миграции все равно останется довольно скромным — не выше 1 ‰ в год. Однако следует иметь в виду, что это относительно слабое течение привело в действие так называемый «эффект основателя» (мало предков, много потомков): германское население к востоку от линии Эльба — Зале к концу XIX в. достигло 30 млн чел.

В связи с этим возникают некоторые важные вопросы. Прежде всего — правда ли, что движение на восток, как это часто утверждается, было вызвано нехваткой земель, обусловленной увеличением аграрной плотности в регионе выбытия, которая, в свою очередь, возникла в результате сильного демографического прироста? Такое традиционное толкование вызывает целый ряд сомнений: этому противоречит все еще низкая плотность в районах выбытия (особенно в начале процесса), относительно небольшая численность потока эмиграции по сравнению с мощным естественным приростом, наличие на исходных территориях относительно свободных пространств. Представляется, что на самом деле поток эмиграции связан скорее с высоким уровнем организации и технологии исходного населения по отношению к более низкому уровню развития автохтонного славянского населения на территориях иммиграции, а также с крайне благоприятными условиями переселения крестьян — не говоря уже об относительно коротких расстояниях между районами выбытия и прибытия. У немецких иммигрантов были плуги, бороны, орудия, позволявшие сводить леса и поднимать целину; славяне занимались охотой, рыболовством и подвижным земледелием, при котором земли, переставшие быть плодородными, оставляют и переходят на другие. Аубин описывает, как и при каких обстоятельствах проходила эта иммиграция, организованная и спланированная церковью и знатью, рыцарскими орденами (тамплиерами и Тевтонским орденом) и крупными религиозными сообществами (цистерцианцами, премонстратами), и в особенности упоминает: а) планирование и отбор земель, их обмер, раздел, с учетом доступа к воде и риска наводнений, — а речь шла в основном о целинных землях; б) денежные средства, поддерживавшие эмигрантов в пути, обеспечивавшие им пропитание до первого урожая, возможность купить семена, орудия, сырье; в) посредничество, между феодалом-основателем и крестьянами, некоего переселенца-устроителя; г) предоставление средней семье надела (Hufe) площадью около 20 гектаров (17 гектаров — малая, или фламандская модель, 24 гектара — модель большая, или франкская) с поселением в деревне, насчитывающей 200–300 чел. (отдельно стоящие дома были исключением); д) тот факт, что земля многие годы не облагалась податью и могла быть передана по наследству, продана или оставлена.

Такие благоприятные условия, а также наличие агентов-вербовщиков заставляли Аубина склоняться к выводу, что предложение земли превышало спрос: «Обширность этого движения можно объяснить только тем, что колонисты порождали колонистов, ибо во всем мире известно, что новые переселенцы создают большие семьи. Сами по себе эмигранты из старой Германии довольно быстро сошли на нет. С другой стороны, условия владения землей на вновь заселенных территориях благоприятствовали основанию новых поселений членами новых семей колонистов. Закон и обычай склоняли к нераздельности переходящих по наследству сельскохозяйственных угодий, вследствие чего многие младшие сыновья оставались без земли».

Если мы согласимся с такой постановкой вопроса, лишится оснований гипотеза о том, что вышеозначенный процесс начался вследствие сильного демографического прироста (который имел место) и недостатка земли. Скорее, процесс разворачивался последовательно, исходя из себя самого: ему благоприятствовало и обилие земель, и более высокий уровень организации и оснащения колонистов по сравнению с автохтонным населением, довольно редким, с отсталыми формами земледелия. Перспектива сменить маленький участок в родных местах на собственность в несколько десятков гектаров была заманчивой. Благоприятные условия вызвали в свою очередь сильный демографический прирост в очагах колонизации, которые порождали новые миграционные волны. Таким образом, процесс колонизации, вероятно, не требовал больших миграций на дальние расстояния — он продолжался непрерывно, продвигаемый новыми, многочисленными поколениями потомков первых колонистов.

Кроме того, важность «эффекта основателя» в ходе некоторых миграционных движений, происходящих в благоприятных условиях, в других местах подтверждается документально. Франция приложила минимум усилий, чтобы заселить долину реки Святого Лаврентия в Канаде; тем не менее 6 млн современных франко-канадцев являются в подавляющем большинстве прямыми потомками тех 15 тыс. первопроходцев, которые эмигрировали из северо-западной Франции в XVII в., из которых не более чем 5 тысячам удалось создать семью в Новом Свете. Но благоприятные условия жизни, высокая брачность и рождаемость, обилие ресурсов сделали возможным быстрое приумножение населения. Есть множество противоположных примеров: попытки заселить тосканскую область Маремму и склоны Сьерры-Морены соответственно лотарингцами и немцами, предпринятые в XVIII в. регентом великого герцогства Тосканского и королем Испании, почти сразу же потерпели крах, в случае Мареммы — из-за высокой смертности от малярии среди поселенцев.

Зато продвижение колонистов на восток принесло ощутимые плоды: образовался устойчивый, процветающий класс крестьян-собственников; стабилизировались политические и общественные структуры, что положительно сказалось и на жизни автохтонного населения; с расширением рынка открылись новые каналы экспорта на запад, так что уже с 1250 г. зерно из Бранденбурга вывозилось в Голландию и Англию, что способствовало специализации сельского хозяйства в этих странах.