Читать книгу "Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков"

Не сегодня завтра м[ожет] б[ыть] бой. Я рад был случаю побывать в штабе 46-й пех[отной] див[изии] и говорить с начальником 3-й Грен[адерской] дивиз[ии][18] об организации перевяз[очных] пунктов и госпиталей; послал телеграмму о высылке санитарных транспортов. Мой разговор с плачущей полькой: муж — ушел, в предвидении смерти мрачные мысли в голове, от к[ото]рых ее спасает какая ни на есть работа… […]

10 августа. Светлый райский день. Призывный зов колокола в убогонькой православной] церкви. Люди идут кто сюда, кто в костел за версту далее Загруды[19]. Общий стон от притеснения и жестокости пана Яна Смерчинского[20], замок к[ото]рого занял теперь штаб нашего корпуса (политично ли и практично ли?). Этого пана вся округа ищет убить, но он скрывается и прячется. Священник уверяет, что он шпион.

Вчера, оказывается, стреляли наши солдаты с офицерством в свой же аэроплан!! Эдакая импульсивность и нервность мало обещает утешительного.

[…] Выписка из приказа по этапам 5-й армии № 2: головной этап в Войславице[21]] завтра он переименовывается уже в промежуточный этап № 1, а головным этапом (III разряда) становятся Чесники. Военная дорога: Войславице — Грабовец[22] — Жуков[23] — Чесники[24].

В последнем приказе объявлено «энергичное» наступление наше. Что-то мало заметно это! После обеда сообщено официальной] телеграмм[ой] о крупной победе Ренненкампфа, разбившего будто бы три германских корпуса. Завтра-послезавтра у нас д[олжен] быть бой; штабные с уверенностью рассчитывают пленить австрийского генерала Шемау[25], командира 2-го корпуса; ему будто бы теперь некуда деться. Дай Бог! А я все фома неверный, и в успехе-то Ренненкампфа я как-то сомневаюсь — не слишком ли преувеличено?

Завтра рано утром выступает штаб корпуса в Скербешов[26], за 21 версту к югу. Еще сообщают утешит[ельную] весть (а я все сомневаюсь тож), будто сегодня артиллерийским] огнем подстрелили австрийский аэроплан, к[ото]рый принужден был спуститься на нашу землю, летчики — убиты; еще — будто бы (этому я, пожалуй, верю) австрийский разъезд в 16 человек напоролся на нашу заставу, часть была перебита, часть взята в плен; сообщают так уверенно друг другу, будто австрийск[им] солдат[ам] есть нечего, и они охотно попадаются к нам в плен! Это для меня — басни. […]

11 августа. Накануне пораньше лег спать ввиду раннего сегодня выступления; но ночью был разбужен приблудившим к нам врачом 70-й дивиз[ии], к[ото]рый несколько дней скитается, терпя всякие лишения, ища свою часть. Распорядился о его ужине и временн[ом] прикомандировании]. […]

Замостье[27] перешло в руки неприятеля. Говорят, вчера была слышна сильная вблизи перестрелка, не только пушечная, но и ружейная; недалеко — наши ложементы; не садятся ли в калошу наши воеводы, что торопятся двигаться т[а] к близко к позициям, не ведая бо, что творят? До сего времени с начала кампании не слышал еще ни одного боевого выстрела. Странно! А вот приехали вскоре после меня и наши автомобильные саврасы. […]

Неприятель уклоняется от решительного боя и отступает, очистивши Замостье, перешедшее опять к нам. Пущен слух, что там евреи будто бы встречали австрийцев хлеб[ом]-солью; наши вечно в негодовании — измышляют теперь меры наказания раввину: кто настаивает безо всякого следствия и проверки слухов его — ни более, не менее — повесить, большинство же (в их числе — Лопатин[28]) предлагает учинить ему сечение с помощью нагаек; все гогочут, смакуя прелесть сей процедуры над «пархатыми жидами»!.. Ужас берет слушать все эти дикости. Жестокость нравов нашего штабного офицера достигла своего апогея. О, как я страдаю!.. […]

Доставлены три пленных австрийца — чехи-славяне: премилые физиономии, одеты не в защитный цвет[29]. Кстати, о нем: при защитной тенденции резонно ли нам вывешивать флаги с обозначением №№ корпуса, дивизии и т.д.?! А тем более обозначать названия мелких частей на занимаемых нами помещениях?!

Вылетел наш аэроплан, когда уже темнело. Зуев телефонировал команд[ующем] у армией, что имеет быть разведка в стороне неприятеля с аэроплана. Не знаю и удивляюсь, что можно увидеть при таком летании. Бутафория! Большая бестолочь — много суеты, мало продукции; я думаю, и на войне можно установить известн[ый] порядок и для сна, и для дела. Русская безалаберность, отсутствие выдержки и методичности в работе: пользование машиной без обращения внимания на ее сохранность. Замотали и задергали писарей, и вообще нижн[их] чинов — «приказали пораньше вставать» — приказ же еще не вышел и ночью; неизвестно куда идти. Из Скербешова бежали поп и дьякон; население выезжает…