Читать книгу "Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин"

Просо, тент из плащей, «топор, огниво, котелки или медный чан» — всё это предметы быта, отлично известные Малюте и всей его родне мужского пола. В зрелом возрасте он сам и его семейство узнают, что такое роскошь… Но в юные годы и он, и его братья жили, скорее всего, именно так. Иначе говоря, в большой скудости, трудах и лишениях.

Как человек войны, он с детства должен был учиться стрельбе из лука, боевой работе с топором, кинжалом, копьем и, может быть, с саблей. Ну и, конечно, вряд ли он избежал кулачных боев — любимой забавы русской молодежи того времени. Подданные московского государя славились телесной мощью и особенно силой рук. Немудрено! Как сообщает другой иностранный источник, «вся [русская] молодежь упражняется в разнообразных играх и притом весьма близких к воинскому делу: состязается в беге, борется и участвует в конском ристании; всем, а в особенности самым опытным стрелкам из лука, назначаются награды».

Нелишним будет упомянуть, что русский быт XV — середины XVI столетия еще чужд пьянства. Вино не изготавливается, водка появилась недавно и не успела получить широкого распространения. Из алкогольных напитков потребляют в основном хмельной мед, пиво да еще, возможно, брагу. Пьяниц не любят. Знатный литовец Венцеслав Миколаевич писал о подданных Ивана IV: «…во всех землях татар и московитян… пьянство запрещено… В Московии… нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью его и соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку… они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления»[26]. Итак, в юные годы Малюты пьянство для России являлось делом редким, а кабаков не существовало. И лишь позднее, когда Григорий Лукьянович войдет в возраст зрелости, государь Иван IV восполнит этот пробел, заведя кабаки…

Как и всякого русского человека тех времен, Малюту с детства учили молиться, исповедоваться и причащаться. Он обязан был соблюдать посты, отстаивать богослужения и веселиться вместе со всеми, когда приходило время христианских праздников. Радоваться Рождеству Христову, скорбеть Великим постом, торжествовать на Пасху.

Что же касается богословских знаний, «книжности», любви к «винограду словесному», то для XVI века они, скорее, были привилегией духовенства и аристократии. В дюжинном служильце, одном из тысяч других дюжинных служильцев, ценились воинское умение, расторопность, сила, верность государю и почтительность к родителям. Еще, пожалуй, доброжелательное отношение к родне. С него довольно было отваги на поле боя и обычной молитвенной дани Господу Богу. Не столь уж многие русские дворяне того времени отмечены даром «рассуждения». Университетами и академиями страна до второй половины XVII столетия не располагала. «Служилый человек по отечеству» учился дома — от отца, старших братьев и прочей родни мужеска полу. Грамоту и счет мог постигнуть либо в домашних условиях, либо у священника. «Книжность» в подобных обстоятельствах должна была стать и, в конечном итоге, стала редкостью. От XVI столетия известны считаные единицы неродовитых дворян, отмеченных этим качеством. Малюта в их число не входил.

Путь Малюты и его братьев из поместья в окрестностях Белой на московскую службу пролегал по Смоленщине, а затем по уездам, располагавшимся западнее Москвы. Скуратовы-Бельские хорошо знали эти места, поскольку владения их отца, Лукьяна Афанасьевича, располагались не столь уж далеко от Звенигорода. В русской истории эти области памятны прежде всего доброй славою иноческих обителей: старинного Саввино-Сторожевского и знаменитого Иосифо-Волоцкого монастырей… С именем Григория Лукьяновича связывают икону Пречистой Богородицы, полученную Иосифо-Волоцкой обителью как пожертвование в феврале 1572 года. Ну а в Вязьме, находившейся по соседству с Белой, преподобный Герасим Болдинский основал Иоанно-Предтеченский монастырь — как раз в годы детства или, может быть, отрочества Малюты. Таким образом, у семейства Скуратовых-Бельских имелась возможность посещать чаши духовные, наполненные благодатью до краев.

В первой половине XVI века еще не иссякло великое время, когда русское иночество кипело жаждой христианского подвига, устремлялось в дальние дебри, в леса, на острова, в места холодные и бесприютные. А те, кто оставался в коренных русских землях, брали на себя суровые обеты, жили по строгому уставу. «Книжники» монастырские богаты были богословской мыслью: одна за другой вспыхивали на умственном небосклоне Московской Руси идеи, связывающие жизнь страны и народа с волей Божьей, судьбами Православного мира и великой миссией православного Царства. Стихия духа пребывала еще в раскаленном состоянии, сердца пылали. Сколько находилось иноков, любивших Иисуса больше себя, искавших приблизиться к Богу, раствориться в Его воле! Сколько монашеских общин источали духовный свет, лампадами веры становясь для Руси! Пройдет несколько десятилетий, и то, что устремлялось ввысь, пустит корни, то, что извергалось текучей лавой, застынет горными хребтами, то, что светилось и звенело по всей земле, тяжко обытовеет. Закат века — другая Церковь, другое монашество, взоры опустились к земле, пылающее обратилось в теплое. Худо ли это? Нет, отнюдь. Любое горение либо расточится, либо родит новые формы, новые идеи, которыми люди будут жить на протяжении многих веков. Если бы пламя поднималось всё выше и выше, если бы лава не застывала, что ж, огненный порыв выжег бы всё и оставил пустыню. В России, слава Богу, произошло иначе. Дух остался в камне, память величия духовного сохранилась в умах и душах. Народ получил то, чем мог согреваться еще очень долго…

Другое дело, что Малюта и его братья оказались на изломе этой эпохи. Уходило время людей огненных, бескорыстных, верующих и любящих без памяти, поднятых великой борьбой и в сердцах своих несущих крупицы новой страны — на их глазах, их действиями формирующейся…

На смену той раскаленной эпохе шло время сильных честолюбцев, бешеных авантюристов, лукавых еретиков. Пользолюбие и ум понемногу теснили любовь и веру в душах русских людей. Нежгучий огонь небесный и плотяная мощь вступали в странные сочетания. Нежный июль падал, сумерки стали приходить раньше, и сквозь немилосердное пекло августа проглядывала игра причудливых теней.

Малюта одной ногой стоял в эпохе небесной, а другой — в приземленной. А человеческому разумению трудно выдержать перешагивание через грань времен.

Григорию Лукьяновичу повезло поступить на государеву службу в счастливые для русского оружия времена.

Да, его не видно в документах 1550-х годов. Известно лишь одно: Малюта уже служил, уже ходил в походы. Просто роль его в огромной военной машине Московского государства оставалась ничтожной, незаметной. Зато молодость его пришлась на годы великих побед России. И действия Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского в общем строю с тысячами других дворян стали малой полушкою в казне грандиозных воинских достижений.

В 1552 году под натиском царского войска пала Казань. Началось долгое и трудное, но в итоге успешное "замирение" Казанского края. Несколько лет спустя под контроль Москвы попала и Астрахань. В 1556 году русская армия нанесла жестокое поражение шведам. Зимой 1557/58 года служилые татары и дворянское ополчение ворвались на территорию Ливонского ордена. Рыцарство орденское не могло сдержать их напор. Началась четвертьвековая, то затухавшая, то вновь вспыхивавшая Ливонская война. Она станет главным военным предприятием Ивана IV. Поскольку учреждение опричнины, а значит, и небывалый взлет в карьере Малюты тесно связаны с ней, имеет смысл подробнее остановиться на причинах Ливонской войны и ее ходе.