Читать книгу "Партизан. От долины смерти до горы Сион. 1939–1948 - Ицхак Арад"

Шли недели, но так и не было ясно, включены ли евреи в соглашение. В начале декабря граница между советскими и германскими территориями Польши была закрыта. В советскую зону можно было попасть лишь незаконным путем: тайно пересечь границу. Польские контрабандисты и еврейские посредники занимались этим делом за немалые деньги. Отец решил, что я и моя сестра пересечем границу и доберемся до Свинцяна, а он с матерью будут ждать, пока прояснится ситуация с обменом населения. По наводке еврея отец связался с двумя проводниками, которые обязались за 250 злотых провести нас обоих до первой железнодорожной станции в советской зоне.

Расставание с родителями было тяжким. Мама с трудом сдерживала слезы. Я тоже старался не плакать. Отец успокаивал нас, что очень скоро мы все увидимся в Свинцяне. Поцелуи, последние жесты прощания, машем друг другу руками, и расстаемся. Утро 24 декабря 1939.

В канун Рождества я последний раз в жизни видел родителей.

Польский проводник довел нас до железнодорожной станции вместе с еще одной парой евреев и их пятнадцатилетним сыном. По плану мы должны были доехать на поезде близко к границе, и пересечь ее на санях. Перед вокзалом в Варшаве мы сняли повязки. Евреям, пойманным без повязки, полагалось серьезное наказание, но поездка в поезде с повязкой тоже была опасной. На станции германские патрули время от времени проверяли пассажиров. Поездка до станции Шидлец, расположенной вблизи границы, заняла несколько часов. Прибыли мы туда до полудня. На станции нас ожидал крестьянин, один из проводников, на санях. Мы продолжили путь боковыми проселочными дорогами до села на самой границе. Дорога была заснежена, стоял мороз. Время от времени мы соскакивали с саней и бежали рядом, чтобы согреться. Мы наткнулись на германский конный патруль, которые остановили нас и стали расспрашивать, куда мы едем. Мы объяснили по-польски, что мы из городка под Варшавой, дом наш разрушен в дни войны, и мы едем к родственникам в смежное с дорогой село. Нам разрешили продолжать путь. К вечеру мы добрались до маленького села, в четырех километрах от границы по реке Буг. Нам приказали оставить чемоданы и рюкзаки на сеновале, и мы зашли в дом проводника — согреться.

Шли часы напряженного ожидания. Проводник отправился куда-то, и мы остались с членами его семьи. Стемнело рано. Мы ждали возвращения проводника. Он появился восемь часов вечера и приказал нам быстро забраться в сани. Когда мы спросили, что будет с нашими вещами, он ответил, что их подвезут на других санях, мы должны торопиться, ибо германский патруль приближается к селу. Снова мы ехали несколько часов, и падающий снег покрывал нас белизной. Внезапно сани остановились. Мы стояли на берегу Буга. Река замерзла и была покрыта снегом. Место было пусто, вокруг ни одного огонька. Проводник шепотом приказал сойти с саней, ибо лед еще не настолько крепок для того, чтобы по нему двигались сани с лошадьми. Он указал на купу деревьев, которые были ясно видны на фоне снега, на противоположном берегу реки, велел нам идти до этих деревьев, и там встретиться с ним. Он предупредил, что мы должны идти отдельно, чтобы лед под нами не обломился. Первой пошла пара с сыном, а мы — за ними. Делая первые шаги, я боялся, что лед треснет, и мы окажемся в ледяной воде. Но лед был крепок. Мы добрались до противоположного берега, до купы деревьев. Семья, шедшая перед нами, уже была там.

Мы ждали проводника, время шло, а он не появлялся. Постепенно мы стали понимать, что проводники нас обманули. Они получили с нас деньги, забрали вещи и оставили нас на советской стороне реки Буг. Мы начали двигаться на восток по советской территории, явно отставая с сестрой от семьи, так что вскоре потеряли ее с виду. Остались одни. Продолжали идти. Прошло несколько часов, пока услышали издалека собачий лай. Пошли на эти звуки и добрались до одиноко стоящего дома. Постучали в дверь. Сначала не было никакого ответа. Затем за дверью послышались шаги, и голос спросил, кто мы и что нам нужно. Рахиль ответила, кто мы, и что мы хотим добраться до ближайшей железнодорожной станции, и попросила впустить в дом погреться. После долгого молчания дверь открылась, и мы вошли в дом. Хозяин объяснил, что не зажег лампу, ибо советские пограничные патрули, охраняющие границы, увидев свет, тут же появятся. Мы согрелись, и в утренние часы продолжили путь. Хозяин показал нам дорогу, и отметил, где находятся пограничники.

С рассветом мы пришли к дороге, по которой крестьяне ехали до ближайшего городка. Они были привычны в последние месяцы — встречать в районе границы людей, пришедших с той стороны, поэтому не задавали вопросов. За оплату крестьянин довез нас до городка Симьятов, а оттуда — до железнодорожной станции, где мы впервые увидели красноармейцев. Мы боялись, что они нас арестуют. Но они не обращали внимания на двух детей, которые, очевидно, не вызывали никакого подозрения. Мы доехали на поезде до Белостока. Через 24 часа мы были в Свинцяне.

3. Под советской властью: январь 1940 — июнь 1941

Город Свинцян, в котором я родился, находится в 85 километрах северо-восточнее Вильно. Население его составляет девять тысяч душ, треть из которых — евреи. Остальные — литовцы, поляки, белорусы, русские и татары. В этническом плане через город пролегала граница. Западнее находились литовские села, восточнее — белорусские. Но город являлся областным центром многих десятков сел и городков округи.

Профессии евреев, дающие им средства на существования, возникли из потребностей сельского населения. Евреи были ремесленниками, торговцами, изготовителями мелких промышленных изделий, вспомогательных инструментов для ведения сельского хозяйства. В период польской власти культурная жизнь евреев городка была весьма оживленной и разнообразной. Большинство еврейской молодежи получало образование в ивритской школе "Тарбут" или в идишской школе "Фольксшул" (Народной школе), а продолжать учебу уезжала в Вильно. Центрами культурной жизни там были "Культурная лига", "Общество еврейского образования", библиотека, небольшой театр, оркестр, спортивные клубы "Макаби" и "Апоэль". Политическая жизнь была сосредоточена в различных политических партиях, в Движении "Молодой первопроходец (халуц)", в Киббуце по подготовке к репатриации в страну Израиля. В городке так же были активны кружки "Бунд" и подпольная коммунистическая группа.

Избранный комитет общины, представляющий все ее слои, руководил жизнью еврейского общества.

Религиозная жизнь протекала в двух больших синагогах и в небольших молитвенных домах. Евреи имели своих представителей в совете мэрии, и, так как представляли самую большую национальную группу в городке, заместителем мэра был еврей.

Городок располагался по обе стороны главной улицы Вильно и на боковых, примыкающих к ней улицах. Центром городка был рынок, являющийся также торговым центром. Сотни крестьян приезжали сюда на телегах в рыночные дни, продавали свою продукцию, и покупали необходимые им вещи. Здесь происходила главная встреча евреев городка и крестьян округи. Шум рынка и грохот катящихся тележных колес по булыжникам мостовой долетал до любого уголка городка. К вечеру рынок пустел, и безмолвие опускалось на городок. Легковой автомобиль или грузовик были здесь явлением редким. Евреи жили в центре городка, вокруг рынка и в районе синагог, называемом "Шулхойф" (на идиш — Синагогальный двор). В большинстве своем дома городка были деревянными и одноэтажными. Над плоским пространством городка возвышались две церкви — католическая и православная, и звон колоколов разносился несколько раз в день по всему городку. Это был мой городок, каким я его запомнил в годы раннего детства.