Читать книгу "Сплетение - Летиция Коломбани"

Незнакомец не сопротивляется. Выражая всем своим видом достоинство и в то же время покорность, он проходит в окружении двух жандармов мимо Джулии. На какой-то миг их взгляды встречаются, Джулия не опускает глаз, иностранец – тоже. Затем он исчезает за углом, Джулия смотрит ему вслед.

– Che fai[10]?!

Франческа незаметно подходит к ней сзади, и она вздрагивает от неожиданности.

– Тебя повсюду ищут! Andiamo! Dai[11]!

Джулия следом за старшей сестрой нехотя возвращается к кортежу.

Вечером ей не спится. Снова и снова видит она мужчину с темной кожей. Ей хочется узнать, что же с ним было дальше, что сделали с ним жандармы. Может, избили? Выслали из страны? Она теряется в пустых догадках. Но больше всего ее мучит один вопрос: может, ей надо было вмешаться? Но что она смогла бы сделать? Джулия чувствует себя виноватой из-за пассивности. Непонятно, почему ее так волнует судьба этого незнакомца? Когда он посмотрел на нее, ею овладело странное чувство, раньше она ничего подобного не знала. Что это – любопытство? Сопереживание?

А может, что-то совсем другое, чего она не умеет определить?

Сара

Монреаль, Канада

Сара только что упала. В зале суда, посреди защитительной речи. Она вдруг умолкла, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, как будто внезапно перестала понимать, где находится. Потом попыталась вернуться к своей аргументации, несмотря на бледность и дрожь в руках, которые и выдавали ее состояние. Затем в глазах у нее потемнело, ей стало тяжело дышать. Сердечный ритм замедлился, кровь отлила от лица, будто река, покинувшая русло. И Сара рухнула со всего роста – как считавшиеся несокрушимыми башни-близнецы Всемирного торгового центра. Падение произошло в полной тишине. Она не вскрикнула, не позвала на помощь. Упала бесшумно, можно сказать, почти изящно, как карточный домик.

Когда она вновь открыла глаза, над ней стоял склонившись человек в форме врача «скорой».

– Вам стало плохо, мадам. Мы отвезем вас в больницу.

Мужчина сказал: «Мадам». Сара только-только приходит в себя, но эта деталь от нее не ускользнула. Она терпеть не может, когда к ней обращаются «мадам». Это слово обжигает, будто пощечина. В офисе все это знают – ее можно называть «мэтр», «мадемуазель», но только не «мадам». Какая она «мадам»? Два замужества и два развода давно уже нейтрализовали друг друга. А еще Сара ненавидит это слово за то, что оно говорит: вы уже не девушка, не мадемуазель, вы перешли в другую возрастную категорию. Ее также бесят анкеты, где надо помечать галочкой возрастную группу, к которой ты принадлежишь. Ей уже пришлось отказаться от замечательной группы «30–39 лет» и перейти в гораздо менее привлекательную «40–49». Сара и не заметила, как к ней подкралось сорокалетие. А ведь ей было сначала тридцать восемь, потом тридцать девять, но вот сорока она никак не ожидала. Не думала, что это наступит так скоро. «После сорока молодости уже нет», – она помнит, как прочитала эту фразу Коко Шанель в каком-то глянцевом журнале и как сразу его захлопнула. Она не успела тогда дочитать продолжение: «Но неотразимой можно быть в любом возрасте».

«Мадемуазель», – немедленно поправила врача Сара и села. Она попыталась встать, но мужчина мягким и одновременно властным жестом остановил ее. Она протестует, говорит что-то о деле, в котором выступает защитником. Дело срочное и очень важное – как всегда.

– Падая, вы поранились. Необходимо наложить швы.

Рядом с ней стоит Инес, сотрудница, которую она сама принимала на работу и которая помогает ей в ведении дел. Она сообщает, что заседание суда отложено на другой день. Она только что позвонила в офис, чтобы перенести ближайшие встречи. Инес, как всегда, действует быстро и эффективно: одним словом, не ассистентка, а само совершенство. Она кажется обеспокоенной, предлагает Саре поехать вместе с ней в больницу, но та отправляет ее обратно в фирму. Там от нее будет больше проку: надо подготовить вызов свидетелей на завтра.

Дожидаясь своей очереди в приемном покое Университетского больничного центра Монреаля, Сара думает, что, несмотря на милое название[12], напоминающее о друзьях-приятелях и даже с намеком на любовные отношения, это не слишком приятное место. В конце концов она встает с намерением уйти отсюда. Не собирается она торчать тут два часа из-за трех шовчиков на лбу, хватит обычной повязки, ей работать надо. Какой-то врач догоняет ее, усаживает обратно на место: надо подождать, пока ее не осмотрят. Сара возмущается, но выбора у нее нет, и она подчиняется.

У интерна, который наконец приступает к осмотру, длинные, тонкие пальцы. Он сосредоточенно задает ей множество вопросов, на которые Сара дает лаконичные ответы. Ей непонятно, зачем все это нужно, она нормально себя чувствует, повторяет Сара, но интерн продолжает осмотр. Нехотя, словно подозреваемая, из которой вытягивают признание, она наконец соглашается: да, сейчас она ощущает усталость. Да и как может быть иначе, когда на ней трое детей, дом, за которым надо следить, холодильник, который надо время от времени заполнять продуктами, и все это при работе на износ?

Сара не говорит, что вот уже месяц, как она встает по утрам совершенно изнуренной. Что каждый вечер, придя домой с работы, выслушав отчет Рона о том, как дети провели день, поужинав с ними, уложив близнецов и проверив уроки Ханны, она валится на диван и засыпает, так и не добравшись до пульта недавно купленного гигантского телевизора, который она никогда не смотрит.

Не упоминает она и об этой боли в груди слева, которую ощущает с некоторых пор. Ерунда, конечно… Ей не хочется говорить об этом, не здесь, не сейчас, не с этим незнакомым человеком в белом халате, который так холодно смотрит на нее. Неподходящий момент.

Интерн тем временем кажется озабоченным: давление низкое, и потом, эта бледность. Сара приуменьшает проблему, притворяется, изворачивается, она прекрасно умеет это делать. В конце концов, в этом и состоит ее работа. Всем в офисе известна шутка: «Когда можно понять, что адвокат лжет? Когда у него шевелятся губы». Она справлялась с самыми хитроумными судьями города, так что этому молодому интерну ее не взять. Она немного переутомилась, вот и все. Перегорела? Это слово вызывает у нее улыбку. Модное выражение, но оно тут не к месту, слишком уж оно сильное для определения простой усталости. Плохо позавтракала, недоспала… Недопереспала, хотелось ей пошутить, но строгий вид интерна отбил у нее всякую охоту идти с ним на сближение. А жаль, он довольно красив со своими очочками и вьющимися волосами, почти в ее вкусе. Хорошо, если он так этого хочет, она попринимает витамины. Она с улыбкой говорит ему про убойный коктейль, секрет которого известен ей одной: кофе, коньяк плюс кокаин. Очень действенное средство, ему тоже не мешало бы попробовать.