Читать книгу "Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых - Пенни Вильсон"

И это пристрастие к загадкам, эта склонность к таинству заявили о себе в начале девятнадцатого века, повторившись в виде рассказа о Феодоре Кузьмиче. В 1836 году, одиннадцать лет спустя после внезапной смерти импера-тора-фаталиста Александра I, в Сибири объявился странствующий по святым местам паломник, которого называли Кузьмич. Как утверждают очевидцы, он обладал удивительными познаниями о Екатерине Великой, о жизни императорского двора, о делах политических и о войне 1812 года с Наполеоном. Такие знания, как говорят, в огромной степени превосходили те, которыми мог обладать обычный крестьянин. Если верить рассказам, время от времени в его избушку приносили письма, посланные из императорского двора, и кроме того, даже незадолго до смерти, случившейся в 1864 году, его навещали важные персоны из Санкт-Петербурга. Из уст в уста передавались слухи, что на самом деле Кузьмич являлся царем Александром I, которого утомила ипостась самодержца, и он принял решение инсценировать смерть, чтобы сойти с престола. После того как, по уверениям некоторых, была вскрыта и найдена пустой гробница царя Александра I, на базе всех этих слухов родилась целая легенда {3}.

Все эти истории имеют до удивления много общего с историей Анны Андерсон. Факт смерти отрицался, тела усопших не удавалось обнаружить, и их окончательная судьба скрывает завеса происков и интриг. Стройная система доказательств отсутствует, что дает право на существование взаимоисключающим версиям, которые представляются убедительными как для тех, кто выступает за, так и для тех, кто против. Зачастую излишне большое внимание придавалось аристократичным манерам и поведению, в то время как объявляемое знание сокровенных фактов обеспечивало подобного рода утверждениям своеобразный налет правдоподобия. Несмотря на множественные трудности, которые возникали с их появлением, сомнительные «опознания» часто расценивались как прямое свидетельство, а на вопросы, которые порождают сомнения, часто не обращали внимания.

В отличие от своих предшественников Анна Андерсон имела то преимущество, что она вышла на сцену и ее дело возникло тогда, когда оно смогло получить мировой резонанс благодаря журналам, книгам, кинохронике, а также художественным и документальным фильмам. Родилась легенда, сложный многоплановый миф, который нес в себе и ностальгию, и сентиментальные воспоминания, и романтические надежды, – миф, который давал пищу воображению. Эта легенда стала настолько распространенной и всеохватной, что превратилась в часть истории и культуры ХХ столетия. «Кто бы она ни была, – писал один из родственников Романовых, – Анна Андерсон не являлась просто самозванкой» {4}. И это действительно так. Даже тем, кто отказывал ей в удовлетворении иска, пришлось признать, что в Анне Андерсон было нечто особенное. Анастасия или не Анастасия, но ей удалось добиться чего-то действительно сверхъестественного: из всех претендентов на право принадлежать к царской фамилии она одна превратилась в почти неотъемлемую часть истории династии Романовых, стала тенью, которой суждено навечно сопровождать повесть о Николае II и Александре и самой по себе приобрести значение фигуры исторической важности.

И в отличие от других претендентов, что появлялись и исчезали, возникая в блеске взрыва интереса со стороны общественности и только для того, чтобы оказаться разоблаченными как глупые мошенники, Андерсон предстает действительной загадкой. Далеко не намеренная исчезать во мраке забвения, она становится знаменитой, бескомпромиссная настойчивость, длительность периода, в течение которого она подает свои иски, придают ее делу особую ауру вероятной достоверности. Начиная с осени 1921 года, когда она впервые заявила, что является княжной Анастасией, и вплоть до смерти Андерсон в 1984 году, и даже и после нее, сказка об Анастасии отказывается умирать – современная сказка, действие которой разыгрывалось в мрачных палатах больниц и частных психиатрических клиник, на территории обширных поместий и древних замков по всей Германии и в Америке. Юридическая баталия, целью которой было доказать, что она является великой княжной, растянулась более чем на тридцать лет. Это – самый длительный судебный процесс в истории Германии, в него были вовлечены сотни свидетелей и исписаны тысячи страниц свидетельских показаний. Даже сами Романовы, а также королевские семейства Европы и бывшие члены царского двора признали ее как принцессу Анастасию. Очень впечатляющее количество свидетелей в ее пользу, для того чтобы просто признать Андерсон очевидной мошенницей.

Кажется, почти все говорит в пользу того, что очевидной мошенницей ее назвать никак нельзя. Вот что заставляет считать ее претензии столь интригующе вероятными: Андерсон имела такой же рост, что и миниатюрная Анастасия, и подобно Анастасии она страдала тем же дефектом стопы, который у медиков называется hallux valgus [3] , и кроме того, нужно отметить ее глаза – «незабываемые серо-голубые глаза», как об этом написал один из тех, кто поддерживал Андерсон, они так были похожи на глаза Николая II {5}. Как об этом говорится в ее исковом заявлении, когда Андерсон была вытащена из берлинского канала, ее тело покрывало «множество рваных ран» и многочисленные шрамы, включая сквозную треугольную в плане рану на правой ноге, рану, которая, как утверждается, имеет точно ту же форму, что и сечение штыков, которыми воевали большевики во время Гражданской войны в России [4] . Как настаивают, те, кто выступал в пользу Анны, это – немой свидетель ужасных ран, полученных ею в ходе екатеринбургской резни {6}. Ну какой самозванец может рассчитывать на такую степень везения?

Или взять, например, языки – убедительное и, если верить очевидцам, не оставляющее почвы для возражений свидетельство того, что Андерсон на самом деле была Анастасией. Она, как правило, отказывалась говорить на русском языке, но совершенно очевидно, что она понимала его; помимо этого, разговаривая во сне, она, как сказал один доктор, произносила фразы «с хорошим произношением» и ее голос передавал «типично русский акцент» {7}. Говорили, что княгиня Ксения Георгиевна, двоюродная сестра Анастасии, которая верила, что Андерсон на самом деле являлась великой княжной, называла ее произношение «вполне русским, если сравнивать его с тем, как говорили в обществе Санкт-Петербурга» {8}. Находясь под наркозом, заявляют очевидцы, она «бредила на английском языке», и при этом, по словам одной дамы, «это был чистейший и совершенно правильный английский язык» {9}. И, как это засвидетельствовал один журналист, «ее французский был безукоризненным» {10}. Если бы она являлась самозванкой, указывали те, кто был на ее стороне, ей пришлось бы быть очень хорошо подготовленной самозванкой, чтобы владеть таким лингвистическим багажом.

Ну как может самозванка, задавались вопросом люди, собрать такое количество сведений о самых глубоко скрытых сторонах жизни Анастасии? Разве самозванец будет, подобно Андерсон, знать достаточно большое количество обыденных фактов из жизни раненых офицеров, которые поступали на излечение в госпиталь Анастасии в Царском Селе, и знать настолько точно, чтобы не просто отвечать на вопросы и не только давать точный ответ, но и исправлять неточности, намеренно введенные в задаваемый вопрос, и, что особо впечатляет, вспомнить прозвище, которое великая княжна однажды даровала какому-то неизвестному полковнику? {11} Станет ли самозванец проливать слезы умиления, как, по утверждению очевидцев это сделала Андерсон, услышав мало кому известный вальс, который когда-то играли для великой княжны? {12} И будет ли она настолько хорошо знать все сложности этикета при дворе императора, чтобы ни разу не сделать ни одной ошибки в поведении, не допустить ни одного промаха в манерах? А также убедить экспертов-антропологов? Или специалистов-почерковедов? И подобные вопросы вставали один за другим, образуя цепь тех маловероятных совпадений, если их можно так назвать, которыми пересыпано исковое дело Андерсон и которые подняли ее от малозначительной самозванки до возможного, до вероятного и даже до очевидного, как утверждают некоторые, титула великой княжны.