Читать книгу "Превратности судьбы - Виктор Мишин"

– На раз-два? – спрашивает напарник.

– Да пошли уже, – отвечаю я и привстаю, пытаясь что-нибудь разглядеть в развалинах.

Перемахнули мы удачно, внизу, где и обитали фашистские снайперы, мы обнаружили два трупа, одну искореженную винтовку с остатками прицела, спустя еще минуту нашли дыру, скользнув в которую, Петруха нашел место, где скрывался во время минометного обстрела фриц.

– Там еще одна винтовка, на вид целая, – проговорил тихо Петя, высунув голову, – сейчас достану.

Я ухватил за приклад показавшуюся из дыры винтовку противника и выдернул ее на свет. Петя ошибся, ствол был серьезно деформирован, а вот прицел в полном порядке, что очень меня удивило. Надо снять его, пусть запасным будет.

– Петь, вылезай оттуда, надо сам дом проверить, куда последний полз, да и винтарь у него забрать, он должен быть в порядке.

– Сань, может, наших дождемся, нафиг нам лезть куда-то? – И это была не трусость со стороны напарника, а здравый смысл. Во-первых, мы уже полазали и за себя, и за того парня, а во-вторых, мы ведь не штурмовая группа, нам приказали убрать снайперов противника, расчистить дорогу, мы выполнили. То, что мы сюда заползли, вообще наша инициатива, если честно, было просто интересно, что тут фрицы за нору себе сделали, что даже мины их не берут? Оказалось, все очень даже просто. Та дыра, что нашел Петя, вела в бывший погреб под домом. Дом-то тю-тю, а погреб остался, хоть его и завалило прилично, но места, чтобы укрыться даже двоим, тут хватало.

– Ну, командир, чего задумался? – вырвал меня из раздумий напарник.

– Да думаю, прав ты, братуха, давай ракету, пусть дальше Нечаев идет, мы свое выполнили!

– Это дело! Ведь больше никто не стреляет, значит, снайперы кончились? – говоря все это, Петя достал ракетницу и, снарядив ее зеленой ракетой, выстрелил вверх. По договоренности с комбатом этот сигнал означает, что путь свободен, и мы ждем штурмовиков. Я уже успел сползать за последней оставшейся винтовкой, владельца которой мы спугнули дымом. Подобрав карабин, я вернулся к напарнику и закурил. Вокруг было удивительно тихо, только в стороне, где расположен универмаг, еще постреливают. Откинувшись на стенку ямы, я с удовольствием прикрыл глаза. Бояться сейчас особо нечего, после сигнала зеленой ракетой вот-вот подойдут наши бойцы, что продолжат чистить квартал. Петя смотрит по сторонам, так что можно и отвлечься. Как-то так случилось, что я вдруг охладел к войне. Только попав сюда, рвался как дурак вперед и только вперед. Сейчас, переосмысливая все то, что происходило пару месяцев назад, невольно вздрагиваю. Сам себе признаюсь довольно честно, это не трусость, просто… как будто только сейчас дошло, что это все мне чуждо. То ли ранения сказались, то ли факт того, что я из другого, мирного времени, не знаю. Осенью, когда фрицы жали нас к Волге, думать о таком не приходилось, делал то, что получалось, а теперь… Эх, к черту все, надо брать себя в руки, война еще не скоро кончится, и я, похоже, сдохну уже не в Сталинграде. Господи, пока валялся в госпитале, постоянно перед глазами стояли трупы. Наши, немецкие солдаты, все вперемешку, долбаные англичане с пиндосами, эх, объединиться бы с Германией да на Вашингтон пойти, вот это было бы дело! Попутно бы остров потопить заодно, чтобы два раза не ходить, а потом и янкесов.

– Сань, ты зубы-то побереги, – вдруг донесся до меня голос напарника.

– А? – встрепенулся я.

– Зубами, говорю, не скрипи, вывалятся! – Петя смотрел мне в глаза, видимо, задумавшись, я со злости начал скрипеть зубами.

– Все нормально, просто задумался, – пояснил я свое поведение. – Наших не видно?

– Взвод Никулина левее прошел, остальные на подходе.

О как, а я и не заметил. Хотя, что это я, лежал же с закрытыми глазами, естественно, что никого не видел. Вытащил из сидора чистую портянку и расстелил ее на кирпичах, надо винтовку почистить, а то уже ржа вон начинает проявляться. Не было-то меня давно, ствол я почистил перед «охотой», а вот теперь и до всего остального руки дошли. Закончив с винтовкой, занялся патронами. Чуток спилил носики да протер сами гильзы, что-то я в нее смазки в последний раз многовато загнал. Протер и линзы прицела, кстати, а тот прицел, что стоял на винтовке убитого мной только что немецкого снайпера, поновее будет. Достав прицел, осмотрел его и, проверив крепления, не раздумывая дальше, открутил свой и установил трофей. А и правда, заметно чище видимость через него, да и увеличение немного больше. Проверив еще раз надежно ли крепление, высунулся из ямы и приник к прицелу, осматривая видимые впереди позиции врага. Приметив что-то яркое в окне одних из бывших когда-то домами руин, рассмотрел, наконец, что это висит фашистский флаг. Каракатица, черным иероглифом на белом фоне, отчетливо просилась в прицел.

– До флага метров двести, может, чуть-чуть больше, брать будем? – напарник глядел на меня.

– Ну-ка, дружище, погляди в бинокль, попаду или нет? – попросил я напарника понаблюдать, а сам приник к прицелу. Мой старый прицел был выставлен на триста метров, дальше тут смысла не было пристреливать, если требуется выстрелить на другую дистанцию, просто целюсь на глаз, уж я-то знаю, как стреляет моя винтовка. Выстрел, хлопнув звонко и как-то одиноко, прозвучал как удар топором по старой высохшей доске.

– Почти по центру, попадание сто процентов, – отметил Петруха, – сколько тут, Сань?

– Да метров двести пятьдесят, детское расстояние. Зато теперь у меня новый прицел, отличный, надо сказать.

– А что в нем такого? На вид так вроде все такой же, – с недоумением заметил Петро.

– Он светлее, лучше видно, – пояснил я, – а еще у него есть колпачки для линз.

Пока мы с напарником отдыхали, мимо нас пробежали бойцы штурмового взвода из нашей роты. Сейчас будут фрицев выкуривать из подвалов. О, пока думал, там вовсю действие началось. Захлебываясь, словно в истерике, длинными очередями поливал МГ, ему отвечали быстрые, стрекочущие «папаши». Грохнули, разбрасывая в стороны осколки, две гранаты, но фрицам это явно не поможет, вон, уже стрельба реже становится.

– Сань, ты чего, они же сдаются? – ошарашенно пялился на меня напарник.

Было от чего. Несколько наших бойцов стояли перед развалинами, в которых еще несколько минут назад сидели немцы, активно обороняясь. Так вот, немцы вылезали из всех щелей, бросая оружие на землю, уже и кучка начала вырисовываться, когда я, положив на бруствер из битого кирпича винтовку, решил похулиганить. Что на меня нашло, ума не приложу, я поймал на мушку одного из здоровенных фашистов, только что бросившего к ногам наших бойцов пулемет, и дернул затвор.

– Петь, да надоели уже эти суки, помнишь, что мы им обещали, когда бились тут перед попаданием в госпиталь?

– Уничтожать как сорняки? – Петя, казалось, принял мое решение.

– Ага, как в приказе говорилось? Видишь врага – убей! – я потянул спуск.

Тугой, килограмма на два с половиной, а то и все три, спусковой крючок поддавался словно нехотя. Звонко хлопнув, винтовка чуть подпрыгнула и, выпустив из своего чрева смертоносный кусочек свинца, вернулась в прежнее положение. Откуда мне было знать, что убитый мной фриц, а он без сомнения был убит, был целым полковником, командующим тут остатками своего полка. Стрелял я хоть и с новым, еще толком незнакомым прицелом, но расстояние помогло и тут. У немца улетело полголовы, и он тюком осел на грязную землю. Последствия оказались вполне серьезные. На меня орали в штабе почти час, серьезный здесь теперь особист, хрен отбрехаешься.