Читать книгу "Я Кирпич - О'Санчес"

Я предпочитаю бриться по утрам, и очередное утро принадлежит Васильевскому острову. А это значит, в свою очередь, что бритье будет более комфортным, нежели в «гнезде» (жилье на Серебристом я прозвал «гнездом», а которое на 2-й линии Васильевского острова – отзывается на кличку «дача»), хотя бы потому, что зеркало здесь, в ванной, оставшееся от прежних владельцев, вчетверо крупнее, да и подсвечено лучше. О, мои надбровные дуги и челюсти, где вы!? Раньше мне казалось, что я похож на неандертальца, как их изображают в старых учебниках, разве что малообволосевшего, а теперь… не знаю. Что-то такое интеллигентское проступает в чертах лица, ненадежное этакое, не фундаментальное… Но неотвратимое. Вроде бы и подбородок прежний, и брови прямые, и конопушек на высоких скулах столько же… Сутулиться меньше стал. Пожалуй, губы стали посуше и потверже. Девушкам, да и взрослым женщинам, с которыми доводилось мне «вступать в отношения», почему-то нравится моя конопатость, умиляет она их, черт подери!.. А я бы, наверное, сам, железной лопатой приголубил авторов мультфильма об Антошке-картошке, так уж меня достали эти дурацкие куплеты об убитом дедушке, все сто тысяч раз повторяемые, словно бы они вот только что придуманы во внезапном игривом озарении… Нет, никого не бью, ни лопатой, ни зубной щеткой, ни даже ботинком, смущенно ухмыляюсь в ответ, покорно пожимаю плечами, озадаченно ерошу темно-медные вихры на своей голове, на худой конец прерываю песню благодарными поцелуями. Росту во мне ровно метр восемьдесят, а в старой «выпускной» медкарточке записано, что метр семьдесят восемь. Ишь, зажать у сироты хотели два сантиметра, гиппократы эскулаповы! Или я чуточку подрос за эти годы?

Вот, иногда, приступая к описанию бурных событий, рассказчики шутят древнюю топорную шутку: «Заплутавшие в кромешной мгле путешественники, группа беспечных молодых людей, вышли на территорию кладбища, к старому заброшенному храму, от стен которого веяло запахом тлена и сырости, а за разбитыми стеклами окон тускло светились странные огоньки и слышались какие-то стоны. Была пятница, тринадцатое, ничто не предвещало беды…»

Была пятница, пятнадцатое июня, градусник в окошке браузера уже показывал 24 градуса тепла, ничего хорошего от дневной погоды я не ожидал. И не из-за того, что тепло и солнце не люблю, как раз наоборот, но просто потому, что взялся учиться катанию на роликах! С этой целью купил себе не одну, а две пары коньков на колесиках, дабы не на горбу в рюкзаке таскать по всему городу, когда мне вздумается покататься, а чтобы в каждой квартире наготове ждали. Эх, если бы их еще под любым кустом можно было оставлять, не боясь, что украдут… Непременно украдут. Так что – без рюкзака никак, если не хочешь возле дома спотыкаться на скалиозном позвоночнике тротуара, а намерен со всею безмятежностью раскатываться по гладким и долгим асфальтовым дорожкам островов, Елагина и Крестовского… Учение шло сугубо на внутреннем энтузиазме, ежедневно, без понукал и подсказчиков, на удивление быстро, я бы даже сказал – стремительно, однако, все равно, устаешь с непривычки как не знаю кто!.. Тем не менее: впервые в жизни примерил я ботинки на колесиках (дебютная попытка была в «гнезде», прямо на ламинатном полу), затянул на каждом три подпруги, шнурковую, пяточную-липучечную, баклевую, и осторожно встал с табуретки… Да елки же палки-и! Братцы-ы! Как будто бы всю жизнь этого ждал! Д-р-р-р! Взмахнул испуганными крылами и покатился из кухни в коридор! А потом обратно! И еще раз! А из коридора в кабинет! Чуть позднее, правда, навернулся и в падении сшиб стул, чашка с чаем пролилась, но… Ощущение, что роликовые коньки созданы для меня, возникло и уже не покидало меня… Даже когда я носом газон вспахал на третьем по счету катании. Ролики – это моё!

После такого чудесного развлечения приходишь домой весь в грязном поту – и сразу нырк под душ! И заодно остужаешься… а потом напор погорячее, а потом опять похолоднее… и от этого хорошо-о-о… и силы возвращаются. Короче говоря, учиться столь энергозатратной полуспортивной забаве гораздо комфортнее при плюс пятнадцати, а не при плюс двадцати пяти, но – в любом случае приятно постигать новое. Двадцать четыре по Цельсию – тоже погода не хуже других, буду загорать на бегу, привлекая взоры барышень моим худым, почти мускулистым обнаженным торсом. Я думал, самое трудное будет научиться преодолевать на полном роллерном скаку ступенчатые препятствия, порожки, поребрики, однако выяснилось, что песчаные россыпи по асфальту куда противнее, опаснее… Чаще всего на них и падаешь. И на мелких, с орех, выбоинках, и на цементных кляксах. И тормозить, круто разворачиваться – тоже очень непростая наука, самая сложная для меня из всего «катательного» процесса.

Пятнадцатого июня, сразу после поридж-завтрака, где-то в полдень, я погрузил роликовые ботинки в большую полиэтиленовую сумку, из тех, что продают в гигантских супер-пупер-маркетах (рюкзак, блин, забыл на Серебристом!), вышел на трамвайную остановку, ожидая сдвоенный трамвай номер 6, чтобы поскорее добраться до «Спортивной», а оттуда – подземкой – до станции «Крестовский остров» и там уже, переобувшись, умчаться на своих колесах куда глаза глядят!

Уселся я в самом конце заднего вагона, слева, почти напротив задней двери, и задумался о чем-то своем, вроде бы и с открытыми глазами, но без привязки к окружающей действительности.

Вдруг, р-раз! – ментальный рывок, боковое зрение сработало! Я сфокусировал взор на причину рывка: женщина, там, на улице, на переходе, стоит и смотрит на меня совершенно безумными глазами!.. Нет, вот как это было, если вспоминать шаг за шагом: трамвай притормозил в полупробке перед самым заходом на Тучков мост, а я оказался прямо напротив пешеходной «зебры». Пешего народу в том месте почти никого, кроме одной молодой женщины, зато автомобилей скопилось – жуть, как и всегда в дневное время на Васильевском у любого въезда на мост. Эта женщина стоит, ждет зеленый для себя, я ее почти не вижу… ну… рассеянным взором отличил от светофора и фонарного столба, уразумел пол, возраст – и достаточно… И вдруг!.. Словно бы пропорции лица у нее изменились из-за широко распахнутых глаз!.. Она смотрит на меня, именно на меня, ни на кого другого! И она меня… узнает!.. Во всяком случае, никакого другого эпитета-синонима здесь я подобрать не сумел, ни в тот миг, ни позже: незнакомая женщина, примерно моего возраста, или чуть помладше, впервые в жизни увиденная мною, смотрит на меня так, словно бы она меня знает, но испытывает шок, оттого, что она меня увидела и узнала!.. Я тоже смотрю на нее, ощущая сильнейшую неловкость, но стараюсь внешне этого не показывать: мало ли, ошиблась тетка… вернее, все же, девица, высокая, стройная симпатичная, ухоженная, джегинсы, кеды, блузка, панамка, сумочка… прикид не сказать чтобы сверхдорогой, но стильный, сидит на ней ладно… С такой и познакомиться бы не прочь при любых иных обстоятельствах…

Трамвай тронулся, а вслед за ним и автомобильные стада потихонечку пришли в движение… И та женщина сошла с тротуара на проезжую часть, словно бы нет на свете ни светофоров, ни знаков, ни машин… Сошла и смотрит на меня неотрывно, как завороженная, и за трамваем идет, и губы у нее подрагивают, словно шепчут что-то…

Трамвай медленно, осторожно разгоняется, насколько это возможно в автомобильной толкотне, и женщина ускоряет шаг, чтобы не отстать, чтобы… меня не потерять, на мое лицо смотреть… Побежала!.. Левою рукой сумочку к боку прижимает, правая ко мне протянута… Я в полном замешательстве, но словно бы приморожен к месту, тяжело туплю: никак не реагирую на ее действия, однако же и не отворачиваюсь… Трамвай быстрее, и женщина бежит… и вот она уже кричит… мне кричит: «Вернись! О, вернись!». Я даже обратил внимание, что губы у нее немножко не так шевелятся, словно бы не в такт звукам, а слезы льются по щекам, но крик ее довольно отчетливо слышен даже сквозь трамвайный грохот и вой большого города: «Вернись! Верни-ись!»