Читать книгу "Осмысление. Сила гуманитарного мышления в эпоху алгоритмов - Кристиан Мадсбьерг"

При дедукции рассуждение берет начало в более общем положении или теории — гипотезе — и затем нисходит к определенной ситуации. «Все женщины смертны. Салли — женщина». Отсюда вывод: «Салли смертна». Дедукция полезна для четко определенных проблем с установленными границами. Но в такое рассуждение не получится включить новую информацию.

Полная противоположность этого вида умозаключений — индукция. Рассуждение начинается с конкретных наблюдений и восходит к теории. Например, известно, что Салли — доктор. Из наблюдений за девушкой мы можем добавить: «Салли только что окончила вуз». Отсюда следует вывод или теория: «Салли окончила медицинский университет». Когда вы рассуждаете с применением индукции, то ограничиваетесь одним набором убеждений. Поэтому такие умозаключения хороши для решения проблем определенного типа с четко очерченным кругом данных и неизвестных величин. Но они бесполезны в отношении вопросов культуры и поведения. Мы видим, что Салли — доктор, и делаем вывод, что девушка училась в медицинском университете. Но будет ли эта ограниченная информация иметь смысл для проблемы, которую мы пытаемся решить? Что, если попытаться понять Салли в абсолютно другом культурном контексте? Например, в мире, где она мама маленьких детей или активный участник политической жизни города. Мы будем лишены доступа к возможным идеям еще до того, как узнаем контекст исследования.

Пирс утверждал, что лишь абдуктивное рассуждение, или нелинейное решение проблемы, позволяет генерировать новые идеи. Ученый определял его как разновидность эмпирической оценки, сделанной в результате наблюдения за явлением без каких-либо установок и логического объяснения. Вот простой пример из серии наблюдений. В доме разбито окно. Пропала шкатулка с украшениями. Мебель перевернута, и повсюду разбросана одежда. С помощью абдуктивного рассуждения мы совершаем скачок к наилучшему объяснению: хозяев обокрали.

По мнению Пирса, абдукция была направлена на поиск ответов. В предыдущие два столетия бурно развивалась наука, и в обществе закрепилось мнение, что индустриальная эпоха может завоевать все. Но Пирс в «Первом правиле логики» 1899 года поставил под сомнение то, что мы считали известным. «Не перекрывайте путь исследованию», — говорил он. Пирс обозначил четыре преграды, которые мы ставим перед рассуждением.

Мы категорично утверждаем свою правоту.Убеждены в непознаваемости чего-либо только потому, что не обладаем техниками или технологиями, позволяющими разобраться в проблеме.Настаиваем на том, что некоторые элементы науки полностью необъяснимы и непознаваемы.Считаем, что есть идеальные законы или непреложная истина.

Пирс отвергал идею, что какая-либо теория может быть истинной, хотя и допускал, что она приближается к истине. Другими словами, считал, что всегда остается возможность усовершенствования и бесконечный потенциал для поиска новых истин.

Легко понять, почему ученые отвергали идею того, что невозможно подобраться к концу чего-либо. И что факты необязательно служат неопровержимыми доказательствами. Все мы хотим видеть в своей работе некоторую долю определенности, да и жизнь в постоянной тени сомнений малоприятна. Пирс говорит об этом чувстве неудобства в своем эссе «Фиксация веры» 1877 года: «Сомнение сопряжено со сложностями и неудовлетворенностью. Мы пытаемся от него освободиться и перейти в состояние веры. Последнее связано с покоем и удовлетворением. Его мы не хотим терять или менять на веру во что-то другое».

Наконец, Пирс утверждает: мы придерживаемся устарелых и порой совершенно глупых идей лишь для того, чтобы избежать этих «сложностей и неудовлетворенности». Другими словами, люди зачастую принимают плохие решения только из-за дискомфорта и трудностей, доставляемых мыслительной работой. Речь идет не об индукции или дедукции, то есть не о рассуждении с определенной последовательностью шагов. Я имею в виду тип мышления, который ведет к творческим идеям. Такой ход мыслей полон резких поворотов, тупиков и неожиданных открытий. Абдуктивное рассуждение имеет беспорядочный характер. Многим невероятно сложно оставаться в состоянии сомнения неопределенное время. Но только так можно открыть для себя новое понимание. Это настоящий смысл творчества.

Путеводная звезда, а не GPS

Мы живем в эпоху беспрецедентной сложности. Складывается впечатление, что темпы кардинальных перемен лишили нас способности видеть полную картину. Если вы работаете в телеиндустрии, то пытаетесь отследить появление контент-провайдеров, таких как Amazon, Hulu и Netflix. Если трудитесь в сфере медицины, то сталкиваетесь с бесконечным потоком зачастую противоречащих друг другу медицинских исследований. И наверняка с легкостью согласитесь с утверждением об ошеломляющей сложности. Мы хотели бы сдаться и обратиться к машинам во всех сферах. Несомненно, большие данные и алгоритмическое программирование прояснят ситуацию. Мы, люди, больше не справляемся.

Позвольте вас удивить. На самом деле мир не стал сложнее. И понять его не труднее. Да, у нас есть интернет и быстро распространяются переносные вычислительные устройства. Но моя бабушка пережила хаос двух мировых войн, открытие пенициллина, появление серийного производства и инвестиционных банков и полеты в космос. На ее веку произошла аграрная революция. Она стала свидетелем массового голода, за которым последовала продовольственная реформа. И теперь еды производится более чем достаточно для каждого (при грамотном распределении). Это лишь некоторые нововведения, которые полностью изменили мир в ее время. Да, мы переживаем перемены. Кардинальны ли они? Бабушка бы так не сказала.

Современный мир кажется невероятно сложным, так как мы одержимы его организацией в виде упорядоченных фактов. Большие данные заставляют чувствовать, будто вы можете и должны знать все на свете. Но это глупое стремление, и оно истощает и выматывает всех, кто следует ему. Мы зациклены на технических устройствах, мы уставились в GPS и перестали видеть звезды, сияющие прямо над головой. Средства навигации всегда были доступны, но нам следует нести ответственность за интерпретацию их данных. Руководители должны понимать новые и незнакомые условия — политические, технологические и культурные, — равно как и место этих контекстов во все более взаимозависимом мире.

Здесь кроется величайший дар осмысления. Оно учит нас двум важным вещам, связанным с лидерством в эпоху больших данных. Для начала помогает выбрать подходящий контекст для сбора информации. В конце концов, в абстрактном плане просто коллекционировать данные бессмысленно. Какие сведения нужно собрать? С какой целью? Как? Невозможно исследовать мир без своего рода модели того, что вы хотите изучить.

Кроме того, осмысление позволяет развить видение, как разрозненные данные могут соединиться в яркий образ. Лидерам нужна команда, которая по кусочкам соберет объемную и насыщенную картину мира. Связанные с ней интерпретации дадут больше, чем накопленные данные.

Осмысление учит нас концентрировать внимание. Не пытаться понять все. В условиях растущей сложности позволяет определить, что на самом деле имеет значение.