Читать книгу "Охота на рыжего дьявола - Давид Шраер-Петров"

Еще через месяц службы в Борисове в конце ноября 1959 года мне было поручено отправиться вместе с командой офицеров и старшин за новобранцами в Караганду. Меня назначили начальником медицинской службы эшелона. Был командир эшелона и его помощники. В мою задачу входило привезти живыми-здоровыми около 1500 молодых парней из Казахстана. В то время в Казахстане, и в особенности, в Караганде и Карагандинской области был конгломерат людей разных национальностей, заброшенных сюда в разные годы то карающей рукой коммунистической сталинской тирании — МВД, то обольщающей рукой Комсомола, призывавшей молодежь покорять «неизведанные просторы». Несколько суток добиралась наша команда до Караганды. Путь был далекий. Поезд пересек Белоруссию, центральную и восточную Россию, простучал колесами по мосту над великой Волгой, неподалеку от города Горького (Нижнего Новгорода), дошел чуть ли не до Урала, и начал спускаться к югу, в направлении Казахстана. Всюду простирались бескрайние пространства пустынных степей, засыпанных снегом.

В Караганде нам почти неделю предстояло ждать формирования эшелона. Мороз был около минус сорока градусов по Цельсию. Наша команда спасалась от холода в забегаловках, в которых к водке подавались местные огромные пельмени (манты). Поговаривали, что контингент новобранцев будет трудным. Местное начальство пыталось по возможности развлекать нас местными достопримечательностями: музеем, театром, даже возили на экскурсию в телевизионную студию. Нам показывали Караганду. Везде, куда хватало взгляда, высились черные припорошенные снегом горы отработанной породы. Это были каменноугольные шахты. Я набрался храбрости и напросился показать мне шахту. Помню автобус, на котором я добирался до шахты. Автобус был набит шахтерами, направлявшимися в свою смену. Отчетливо помню обжигающие глаза чеченцев-шахтеров, косившихся взглядами необъезженных лошадей на мою военную форму. Мастер смены был предупрежден обо мне и проводил в раздевалку, где мне дали полную смену одежды, включая нижнее белье, комбинезон, фонарь, каску. Вместе с шахтерами я спустился на подъемнике вглубь земли. Сразу почувствовал, как там тепло. Внаклонку мы шли коридорами по опустевшим пространствам, где уголь был давно выработан. Тяжелые деревянные брусы подпирали своды шахты. На черных блестящих стенах можно было увидеть отпечатки древних растений. Навстречу с грохотом проносились из дальних забоев вагонетки, груженные углем, и обратно — пустые. Надо было идти, ссутулившись, полусогнувшись. Пришли в забой, где шахтеры вонзались отбойными молотками, похожими на огромные дрели, в каменные стены, от которых откалывались куски угля. Другие шахтеры подставляли под потолок деревянные опоры и грузили уголь в вагонетки. Вдруг раздался грохот. Кто-то крикнул: «Обвал!» Мы начали выбираться чуть не ползком. Лазы между забоями казались уже, чем прежде. С трудом добрались до подъемника и поднялись наверх.

Наконец, наступил день погрузки новобранцев. Эшелон наш стоял на дальних путях, подступы к которым были завалены снегом. Перед каждым вагоном поставили часового с автоматом и офицера с пистолетом. Офицерам выдали оружие с патронами. Я тоже получил свой пистолет. Понятно, что проводы в армию не бывают без пьянства и гульбы, а перед отправкой в военкомат новобранцы одеваются похуже: все равно домашняя одежда не понадобится больше. Но то, что я увидел тогда в зимней Караганде, невозможно было себе представить. Шапок и варежек ни у кого не было. Рваные ватники и полуистлевшие штаны были одеты на голое тело. От новобранцев, нечесанных и озлобленных, разило алкогольным перегаром. У многих из-за пазухи торчали бутылки с водкой. Под ругань и озлобленные выкрики новобранцев наша команда отнимала бутылки со спиртным и раскалывала о рельсы и колеса. Вот такую дикую толпу молодых людей нам предстояло привезти здоровыми и уравновешенными в Борисов, в учебный танковый батальон. Командир эшелона позаботился, чтобы всем хватило одеял, подушек и постельного белья. Самым оборванным выдали одежду. Я строго следил за тем, чтобы пища была сытной, вкусной и полноценной. Помню ночные вызовы в дальние вагоны эшелона, который медленно шел на северо-запад в Белоруссию. Нам было дано предписание при переходах из вагона в вагон держать оружие наготове. Помню (в начале путешествия) озлобленные взгляды новобранцев, куривших в тамбурах. Картина была вполне подходящая для вестерна: грохот и скрежет буферов, мрачные лица новобранцев, полуосвещенные красными огоньками папирос, и молодой лейтенант-медик с пистолетом в правой руке. Мне повезло: удалось быстро вылечить несколько больных с воспалением легких, без осложнений вскрыть абсцессы, пресечь развитие кишечных инфекций. Под конец путешествия начала возникать доверительность. Почти все наши новобранцы были из Темиртау — комсомольской стройки поблизости от Караганды. Помню гиганта-памирца, которого я лечил пенициллином от воспаления легких. В те времена пенициллин еще был активен в отношении многих микроорганизмов. Памирец рассказал мне под большим секретом и при затворенных дверях купе-лазарета, что почти все пассажиры нашего эшелона еще месяц назад были под стражей и ждали осуждения и пересылки в исправительно-трудовые лагеря. Они принимали участие в восстании против местных советских и партийных властей. Причиной стихийного восстания были нечеловеческие условия жизни молодых строителей казахстанской Магнитки, как называли комсомольско-молодежную новостройку металлургического комбината в Темиртау. Надвигалась зима. Жизнь в палаточных городках была невыносимой: холод, нехватка воды, пищи, одежды. Началось анархическое восстание с разграблением магазинов, убийством милиционеров, даже постройкой виселицы для местных партийных работников, которых восставшие хотели поймать и повесить. Все кончилось вызовом войск и жесточайшим подавлением восстания. Привожу цитату из воспоминаний одного из участников восстания Сергея Борисова, взятую из Интернета: «Позже над зачинщиками бунта состоялся открытый суд. Пятеро из них были приговорены к смертной казни. По официальным данным, 11 участников событий были убиты на месте, еще пять скончались от ран в больницах. Сколько же всего жизней, порой безвинных, унесла Темиртауская трагедия, не знает никто. И вряд ли узнает. Трагедия в Темиртау произошла по многим причинам. Но основная доля вины за эти события лежит все-таки на партийных функционерах, проявивших трусость. Так, на одной из встреч с бунтующими секретарь горкома партии выдавал себя за инженера завода. А секретарь ЦК Компартии Казахстана тов. Козлов так перетрусил, что к рабочим вообще не вышел, а отсиживался чуть ли не на чердаке жилого дома. Трагедии, если из них не извлекать уроки, имеют обыкновение повторяться». Новобранцев мы довезли до Борисова. Они стали танкистами. Я встречался с ними в нашем учебном батальоне, а потом в других подразделениях танковой армии. По-моему, они добром вспоминали эшелон, который увез их из мест недавней трагедии.

Моя повседневная жизнь в медсанбате была так далека от любимой микробиологии, что я при первой возможности отправлялся в лабораторию армейского госпиталя. Там госпитальные бактериологи (вольнонаемные специалисты) разрешали мне выполнять часть работы: проводить посевы крови при подозрении на сепсис, мочи — при воспалительных заболеваниях мочевыделительной системы, испражнений — при кишечных заболеваниях, гноя — при абсцессах, мокроты — при бронхитах и воспалениях легких. В медицинском институте я всему этому учился, скорее, теоретически. А в студенческом научном обществе занимался конкретной темой (проектом, как принято говорить теперь). В госпитале я научился манипулировать питательными средами, узнал, как определять чувствительность микробов к антибиотикам, стал увереннее применять разные окраски при ускоренной диагностике инфекционных заболеваний. Госпитальные бактериологи вполне доверяли моей диагностике гонококков (N. honorrhoeae) в отделяемом из уретры наших пациентов, чаще всего солдат, а бывало и офицеров. Случалось ставить диагноз гонореи и офицерским женам. Нередко в свежем мазке из влагалищной слизи или из уретры обнаруживал я подвижных, перебирающих, как веслами, длинными жгутиками, «глазастых» одноклеточных паразитов-трихомонусов (Trichomonas vaginalis), а при исследовании под микроскопом осадка из желчи обнаруживал нашествие простейших микроорганизмов, вызванных лямблиями (Giardia lamblia). Бывали случаи посложней, с криминальным оттенком.