Читать книгу "Солнце на дороге - Андрей Максимов"

На затекших, будто чужих ногах полковник двинулся мимо ямы и зачем-то заглянул в нее.

Бык лежал на самом дне. Он поднял голову и, как показалось полковнику, понимающе посмотрел на него.

Положение быка и Антошина было, конечно, похоже. И все-таки у полковника, в отличие от животного, был шанс, которым он собирался воспользоваться. Ничтожный, конечно, шансик, но все-таки был.

Бежать!

С руками, привязанными вдоль тела, это будет сделать очень сложно. Но так вот, безо всякого сопротивления, отдавать себя в жертву какому-то неведомому Боровому не годится.

Ноги, которые поначалу вообще отказывались идти, постепенно обретали силу.

Полковник понял, что больше ждать нечего, и бросился напролом через кусты.

Гигант нагнал его мгновенно, но Антошин этого ждал: он рухнул на спину, своими ногами захватив ноги разбойника.

Тот не ожидал нападения и повалился. Антошин вскочил и прыгнул на спину квадратному человеку. Разбойник взвыл от боли.

Что есть силы полковник ударил его ногой в лицо. Попал, видимо, куда надо: кровь хлынула на зеленую траву.

Квадратный человек был силен, но неловок: дрался он плохо. Антошин понял, что шансы на спасение растут.

Полковник размахнулся, чтобы стукнуть еще раз, и… почувствовал сильный удар сзади по шее, а потом по голове…

Когда Антошин пришел в себя, перед ним на траве сидели двое: молодой разбойник и старый.

— Да-а… — уважительно протянул старик. — Гордый человек! Очень гордый!

— Ага, — согласился молодой, вытирая кровь с разбитой губы. — Гордый человек, хороший.

Антошин с удивлением понял, что в голосе того, кого он только что избил, не слышно было ни обиды, ни злобы. Разбойники обсуждали полковника, словно бифштекс к ужину.

— Такой человек должен понравиться Боровому, — заключил старик.

«А может, они действительно хотят приготовить из меня ужин? Может, Боровой — это людоед и меня отдадут ему на съедение?» — пришла в голову полковника ужасная мысль, и он тотчас почувствовал, как противный холодный пот потек по позвоночнику.

Разбойники помолчали еще немного, а потом молодой спросил у пожилого:

— Ты откуда вообще тут взялся?

— Мы решили: один человек может не суметь принести жертву. Надо помочь. Помочь тебе должен я, потому что я проиграл.

Антошин понял: это — конец. Он не найдет молодильные яблоки. Он не узнает тайну бессмертия. Он никогда не вернется в свое время. Он никогда не увидит сына. Бороться с миром, в котором проигравший радостно помогает победителю, невозможно.

— Для того чтобы принести жертву, нужен жрец, — сказал пожилой.

Молодой переспросил:

— Жрец?

— Да, жрец. — Пожилой говорил медленно, словно не привык произносить сразу так много слов. — Тот, кто приносит жертву, — жрец. Поэтому он так и называется.

Эти слова явно взволновали квадратного человека.

Он поднялся, несколько раз кругами обошел лежащего Антошина, потом произнес:

— Люди леса живут по своим законам. Гордый человек — мой подарок Боровому. Боровой страшный. Боровой злой. Мой подарок усмирит его, обрадует. Тогда, может, и не понадобится никакой жрец.

«Точно: Боровой — это людоед! Нет сомнений…» — понял Антошин. Он поднял глаза на пожилого и заорал:

— Ты — старый идиот! Ну почему ты ударил меня, а не его? Почему ты не добил его, когда он валялся тут, среди леса? Почему? Ты мог бы убить его, а потом отвести меня, куда ты там хотел, чтобы омолодиться. Ну почему, почему ты так не сделал?!

Оба разбойника смотрели на Антошина удивленно.

— Гордый человек умеет разговаривать… — печально вздохнул молодой.

— На нашем языке… — подтвердил пожилой.

Они помолчали, и пожилой заметил:

— А ведь он инородец. Инородец — немой, а этот разговаривает.

— Почему думаешь, что инородец? — спросил молодой явно без любопытства.

Пожилой ответил:

— Только инородец может предложить проигравшему напасть на победителя… Инородец, который совсем не знает, как надо жить.

— Дикие люди. Нам никогда не понять законы инородцев, — подытожил молодой и спросил: — Боровому нужен живой человек или мертвый, как ты думаешь?

Пожилой задумался.

Антошин замер.

Пожилой думал, казалось, вечность, потом сказал:

— Живой лучше мертвого. Это закон.

Значит, часы его жизни хоть и ненадолго, но продлятся.

Разбойники подняли Антошина, привязали к дереву.

— Ты не боишься звать нечистую силу? — спросил пожилой. — Может быть, сначала ты попросишь прощения у наших богов?

Этот вопрос снова заставил молодого разбойника занервничать. Он вскочил, начал ходить туда-сюда, даже сорвал несколько ягод земляники и съел их, отчего губы его стали красными, словно у вурдалака.

Наконец он подошел к пожилому и начал говорить, почему-то не поднимая глаз:

— Я скажу тебе, зачем мне нужен Боровой. Только тебе скажу. Я не верю нашим богам: они не помогают мне. А Боровому верю. И он мне поможет. И сейчас. И после смерти. Пусть он страшный, огромный, злой. Но он — хозяин леса. А я — часть леса. И потому он пособит мне. Мы — лесные люди. Значит, всякая сила, которая живет с нами в лесу, — чистая.

Пожилой выдохнул:

— Ты — победитель, значит, ты прав. А тебе известно, как нужно призывать Борового, чтобы он пришел и принял жертву?

Молодой не ответил. Снова зашагал, еще съел земляники, потом подошел к огромному дубу, обнял его и закричал:

— Боровой! Хозяин леса! Я привел тебе гордого человека! Возьми его, Боровой! Он — твой! Я не боюсь тебя, Боровой! Ты — мой хозяин! Ты — хозяин леса, а я часть его! Ты — властелин деревьев, а я — одно из них! Приди! Возьми гордого человека! Ты — хозяин леса, а я — часть его, — повторял молодой. — Приди!

— Ты — властелин деревьев, а я — одно из них, — вторил ему пожилой. — Приди!

Вдруг среди деревьев Антошин заметил человеческую фигуру. Он присмотрелся…

Не может быть!

Сквозь листву, осторожно отводя ветки, к Антошину приближалась абсолютно обнаженная женщина.

Но потрясло полковника не то, что она была обнажена, — в этой стране он уже был готов к чему угодно, — и даже не то, что она была очень хороша собой.

Невероятным… Да что там невероятным! Просто невозможным казалось то, что женщина эта, как два листа на дереве, была похожа на…

Нет! Не может этого быть! Бред! Чушь!

Видение… Это видение, точно! Конечно, видение… Мираж! Несомненно, несомненно — мираж! Почему в пустыне могут быть миражи, а здесь — нет?