Читать книгу "С мамой о прекрасном. Русская живопись от Карла Брюллова до Ивана Айвазовского - Инна Соловьева"

1848 год

Начало XIX века – великое время для России, не только потому что Россия победила Наполеона, потому что русские войска вошли в Париж, но и потому что дальше после такого триумфа начинается восстание декабристов и разгром декабристского движения. То есть это период побед, взлетов, накала человеческих страстей. В это время рождается великая русская литература, и его назовут Золотым веком русской литературы. В живописи все было спокойнее. Были русские живописцы – Венецианов, Тропинин, другие. Но все-таки на мировой уровень они не вышли. Продолжали русские ездить в Италию за выучкой. Карл Брюллов ничем в этом смысле не отличался от остальных, но отличался в другом.

Говоря о Брюллове, следует помнить, что он происходил из семьи потомственных профессиональных художников. Это была абсолютно профессиональная семья: художники, резчики по дереву (как отец Карла – Павел Брюллов), начиная с того далекого XVII века, когда представители рода Брюлло, будучи гугенотами, бежали из Франции и растеклись по многим странам. Кое-кто из Брюлло приехал в Россию и обосновался в Санкт-Петербурге.

С детства у Карла проявился интерес к рисованию, еще и потому, что он был ребенком совсем хилым, до пяти лет не ходил. Отец сразу понял, что ему нужно дать карандаш. И мало того что дал ему карандаш – был весьма строг, излишне строг. Если 22 лошади не нарисовал – значит, завтрак не давали. Если что-то не то сделал, отец мог и стукнуть как следует, и однажды стукнул так, что одно ухо у Карла плохо слышало потом всю жизнь. Не случайно на автопортрете Брюллов немного напряжен, как человек, который прислушивается к чему-то.

Одарен Карл был чрезвычайно. И когда десяти лет его отдали в Академию художеств, он был лучшим. Был лучшим всегда, во всем. Руку набил себе так – на том, что срисовывал слепки, делал бесконечные натюрморты, – что мог делать это уже с закрытыми глазами. Что касается академизма, академического направления, которое господствовало в это время в живописи, он принадлежал ему целиком и полностью. Когда получил стипендию, отправился в Италию. Эта страна буквально стала для него землей обетованной, потому что от климата Петербурга ему всегда было плохо: сырость, дожди бесконечные, отсутствие солнца, тепла. Италию Карл ощутил как свою вторую родину. И когда он прислал в Академию художеств отчет о своем пребывании в Италии, картину «Итальянский полдень», на которой была изображена итальянка не таких форм, как требовала петербургская Академия художеств, и ему было указано на это, – он сказал, что художник имеет право быть ближе к натуре и воспроизводить ее так, как видит его собственный глаз. То есть, даже следуя строгим академическим правилам, Брюллов имел и возможность, и право отстаивать свое собственное «я».

Очень рано Брюллова захватывает тема гибели древнего города Помпеи. Катастрофа обрушилась на город внезапно. Люди жили, занимались своими делами, и вдруг… И это действительно произошло вдруг. Потому что тысячу лет молчал Везувий.

В 23 году нашей эры в Комо (римляне называли его Novum Comum) родился известный римский ученый-энциклопедист Плиний Старший, который специально отправился наблюдать извержение Везувия, приведшее к гибели Помпей, и погиб.

Плиний Старший (Plinius), Гай Плиний Секунд (23–79 годы. н. э.) – талантливый военачальник, плодовитый писатель и один из величайших римских энциклопедистов. Его называют Плинием Старшим, чтобы отличать от его племянника – проконсула и писателя эпистолярного жанра – Плиния Младшего. Сохранилось лишь одно, но главное сочинение его жизни – «Historia naturalis» («Естественная история»), представляющее собой энциклопедическое собрание сведений по истории и географии Римской империи, а также естественнонаучных знаний античности. В «Естественной истории» подробно рассказывается о сельском хозяйстве, растениях и продуктах питания, о минералах и драгоценных камнях.

Итальянский полдень

1827 год

Его племянник – Плиний Младший, – тоже чуть не погибший в результате извержения, описал все эти события в своем письме к историку Корнелию Тациту. Теперь скульптурные изображения дяди и племянника украшают собор города Комо. Перед вратами, перед входом, две фигуры – это Плиний Старший и Плиний Младший.

Серьезные археологические раскопки Помпей начались в середине XVIII века, а продолжились во времена Наполеона I, когда Неаполитанским королевством, на территории которого находились Помпеи, управлял маршал Мюрат. Карлу рассказал о Помпеях Александр, его брат, будущий архитектор. И когда Карл Брюллов поехал в Помпеи, конечно, он был потрясен. Потому что когда велись раскопки и слой за слоем снимался пепел, то находили тела людей, которые были захвачены катастрофой прямо в момент извержения. Это были судороги, естественные и неестественные положения человеческих тел. Город, на который обрушилась катастрофа и который не был к ней готов абсолютно, накрыло многометровым слоем пепла и камней. Мало того что жители не успели покинуть город. Многие не знали, как скрыться от этого извержения вулкана, и, наоборот, заходили в дома, считая, что дома смогут их защитить. Многие бежали к морю.

Т. РОДАРИ

Скульптурные изображения Плиния Старшего (слева) и Плиния Младшего (справа) в кафедральном соборе Комо, Италия

Карла Брюллова, изобразившего эту катастрофу, чествовали как величайшего художника не только в России. После выставления картины в Риме он едет в Милан. Там встают в театре, когда видят, что он пришел. К его ногам бросают цветы. О нем пишут. Поэт Евгений Баратынский выразил этот триумф в стихах: «И был «Последний день Помпеи» // Для русской кисти первый день».

Последний день Помпеи

1833 год

Это было всемирное признание. Правда, когда картину повезли в Париж, она не произвела большого впечатления, потому что там уже были другие кумиры – там уже был Делакруа, уже началась эпоха романтизма.

Но ждали ее появления в России и ждали триумфатора – и дождались. В 1833 году в Императорской Академии художеств выставляют эту огромную картину Брюллова. Шесть с половиной метров на пять с половиной. Она производит просто неизгладимое впечатление на Пушкина. Пушкин впечатлился настолько, что написал такие строки: