Читать книгу "Капитул Дюны - Фрэнк Герберт"

В море становился спокойнее и папа. Мама Сибия чувствовала себя на вершине счастья, она наслаждалась ветром, обвевавшим ее лицо и разметывавшим длинные темные волосы. Те времена отличались чувством равновесия, это убеждение высказывалось в душе на языке, который был древнее, чем язык самой старой Чужой Памяти. Этот инстинкт говорил: Это мое место, моя стихия. Я — Дитя Моря.

Именно тогда, в детстве, укрепилось в Одраде понимание того, что есть душевное здоровье. Это было умение сохранять равновесие в чуждой стихии моря. Поддерживать свое «я», невзирая на неожиданно возникающие грозные волны.

Мама Сибия передала Одраде эту способность задолго до того, как прибывшие Преподобные Матери отняли у бедной женщины «тайного отпрыска Атрейдесов». Мама Сибия, всего лишь приемная мать, только она научила Одраде любить себя.

В Общине Бене Гессерит, где само упоминание о любви вызывало лишь подозрение, чувство, внушенное Сибией, стало глубочайшей тайной Одраде.

Если копнуть поглубже, то выяснится, что я вполне счастлива сама с собой. Я не возражаю против того, чтобы быть одной. Правда, если учесть существование Чужой Памяти, то пришлось бы признать, что Преподобные Матери редко получают возможность побыть в уединении.

Но мама Сибия, да и папа тоже, это надо признать, выступая in loco parentis[1]по поручению Бене Гессерит, сумели сильно повлиять на воспитание девочки, внушив ей недюжинную силу духа. Сестрам Бене Гессерит оставалось лишь умножить эту силу.

Прокторы добросовестно пытались искоренить «глубоко заложенную страсть к личной привязанности», но потерпели неудачу. Сами учителя не были уверены в своем провале, но постоянно подозревали, что дела обстоят именно так. Одраде послали на Аль Данаб, планету, воплощавшую в себе худшие особенности Салусы Секундус. То был мир, самой природой предназначенный для испытаний. В некоторых отношениях этот мир был хуже, чем климат Дюны: высокие отвесные скалы и русла высохших рек, жаркие ветры, сменявшиеся холодными ураганами, чередование засух и обильных ливней. Сестры не без оснований считали, что на Аль Данабе могут проходить предварительную подготовку те, кто должен был после этого отправиться на Дюну. Но никакие самые суровые испытания не смогли вытравить из души Одраде ее человеческую сущность. Дитя Моря осталось неприкосновенным.

О чем предупреждает меня сейчас Дитя Моря?

Было ли это предупреждение, основанное на предзнании?

Одраде обладала редким даром, она всегда чувствовала, когда Бене Гессерит начинала угрожать какая-то серьезная непосредственная опасность. В ее мозгу словно раздавался тихий щелчок. Гены Атрейдесов постоянно напоминали о своем существовании. Была ли сейчас какая-то угроза Капитулу? Нет, щелчка не было. То была опасность, угрожавшая чему-то другому, тоже очень важному.

Лампадас? На этот раз врожденный талант отказывался дать ответ.

Мастера Скрещивания пытались стереть из наследственности Атрейдесов эту способность к опасному предзнанию, но имели лишь ограниченный успех.

— Мы не можем рисковать появлением нового Квисатц Хадераха!

Они знали о странной способности Одраде, но предшественница ее на посту Верховной Матери, Тараза, советовала использовать способность Одраде, правда, с некоторой осторожностью. Покойная Верховная Мать считала, что предзнание Одраде всегда направлено на распознавание опасностей, угрожавших Ордену.

Сама Одраде полностью соглашалась с такой оценкой. Она довольно плохо начинала себя чувствовать, когда появлялись намеки на опасность. Намеки. Но в последнее время ей стали сниться сны.

Это был один и тот же сон, который в последнее время буквально преследовал ее. Она идет через пропасть по туго натянутой веревке, а кто-то (она не смела обернуться, чтобы увидеть, кто именно) подкрадывался сзади с топором, чтобы перерубить веревку. Одраде явственно чувствовала шероховатые волокна каната под босыми ногами, слышала свист ветра, чувствовала, как он обжигает ее кожу своим знойным дыханием. И она знала, что сзади подкрадывается некто с топором.

Каждый шаг требовал от нее неимоверного мужества и напряжения всех сил. Шаг! Еще шаг! Веревка колебалась от ветра, и Одраде приходилось широко раскидывать руки, чтобы сохранить равновесие.

Если я упаду, то рухнет и Община Сестер!

Бене Гессерит рухнет в пропасть и найдет там свой конец. Как и всякий живой организм, Бене Гессерит должен рано или поздно покинуть этот мир. Преподобные Матери не смели этого отрицать.

Но это не должно произойти здесь. Только не это падение из-за перерезанной веревки. Мы не должны допустить, чтобы ее перерубили! Я должна успеть пересечь пропасть, прежде чем подоспеет злоумышленник с топором. Я должна! Я должна!

На этом сон всегда обрывался. Одраде, холодея, просыпалась от звуков собственного голоса, который продолжал еще некоторое время звучать в ее ушах. Но закваска Бене Гессерит давала себя знать даже в такой ситуации. Никогда не было холодного пота, только чувство пронизывающего холода. Законы Бене Гессерит не допускали подобных излишеств.

Тело не нуждается в потении? Значит, тело не потеет.

Сидя за рабочим столом, Одраде полностью осознавала всю глубину метафоры, являвшейся ей во сне: образ тонкой веревки, по которой она совершает свой опасный путь. Это опасный и ненадежный путь, тонкая ниточка, по которой я несу судьбу моей Общины. Дитя Моря предчувствовало приход сна и предупреждало о нем своим купанием в кровавых волнах. Это было не тривиальное предупреждение. Оно было зловещим. Хотелось вскочить и закричать: «Прячьтесь в траве, разбегайтесь, мои куропаточки! Бегите! Спасайтесь!»

Это потрясло бы наблюдателей.

Но обязанности Верховной Матери диктовали свою модель поведения. Надо сделать непроницаемое лицо, словно ее волнуют только те формальные решения, которые она должна принять на основе документов, которыми был завален ее стол. Никакой паники! Ее надо избегать всеми доступными средствами. Нет, конечно, решения, которые ей предстояло принять, были вовсе не тривиальными. Но вести себя следовало спокойно.

Некоторые из ее цыплят уже бежали, исчезнув в неизвестности. Их жизни присоединились к Другой Памяти. Остальные цыплята находились здесь, в Капитуле, и они должны будут знать, когда бежать. Только когда их обнаружат. В таком случае их поведение будут управляться необходимостью момента. Значение будет иметь их тренировка и навыки. Это единственное, что по-настоящему важно. В этом была их самая надежная подготовка.

Каждая ячейка Бене Гессерит, которой было суждено уйти, была подготовлена на этот случай так же, как Капитул: полное разрушение, но ни в коем случае не подчинение и сдача в плен. Ревущий огонь уничтожит плоть и драгоценные документы. Все, что найдут завоеватели, — это следы полной катастрофы: искореженные конструкции, засыпанные пеплом.