Читать книгу "Скопин-Шуйский - Наталия Петрова"

Успехи шведской армии, как это ни странно, вызвали неудовольствие ее союзников, безнадежно засевших под Псковом. «Мы грызем скорлупу, а он кушает орехи, за нашею охраною он спокойно на берегу ловит рыбу, а мы в открытом море», — роптали в польском войске. «Шведы так много забрали в Ливонии, что, пожалуй, и нам ничего не останется; следует нам взять хоть что-нибудь поскорее»[34].

В январе 1582 года Россия и Речь Посполитая после долгих переговоров подписали перемирие сроком на 10 лет. Многомесячная осада не завершилась ничем, сам король покинул войско еще в декабре. На условия заключенного договора конечно же повлияла стойкость защитников Пскова. По договору Баторий отказывался от претензий на Псков, Новгород и Смоленск, в ответ на это Россия уступала все свои земли в Ливонии. Существенной статьей перемирия было также согласие поляков не подключать шведов к участию в договоре, что развязывало Ивану IV руки в выяснении отношений со Швецией.

В октябре того же 1582 года войско Делагарди попыталось взять крепость Орешек, но было отбито защитниками и отступило. Однако длительная война против коалиции государств, непрекращающиеся набеги крымцев и опричнина существенно ослабили и Русское государство. Поэтому в 1583 году Москва была вынуждена заключить со Швецией Плюсское перемирие сроком на три года, уступив пограничные крепости Ивангород, Ям, Копорье и Корелу. За Россией осталась лишь крепость Орешек на реке Неве для выхода в Финский залив. Ясно, что заключенное на таких условиях перемирие являло собой пролог будущих военных действий.

По окончании войны защитники Пскова получили должное вознаграждение и новые назначения: Иван Петрович Шуйский остался воеводой там же, во Пскове, Василий Федорович Скопин-Шуйский поехал в Новгород.

В 1584 году умер Иван Грозный, престол унаследовал его сын Федор. Как это водится в международных делах, иностранных соседей интересовало прежде всего, не поменяется ли главная линия внешней политики России при новом правителе.

Понтус Делагарди, назначенный быть наместником в Эстонии, направил новгородскому воеводе князю Скопину-Шуйскому письмо, в котором запрашивал его: будут ли соблюдаться Россией условия Плюсского перемирия и когда ждать в Стокгольм русских послов для заключения «вечного мира»? Чтобы времени зря не терять, Делагарди приложил к своему посланию соответствующие грамоты для будущих послов. Однако русская сторона сочла письмо оскорбительным и оставила его без ответа.

Вид Пскова во время осады города Стефаном Баторием. Рисунок с иконы

Казалось бы, что может быть оскорбительным для России в таком нехитром послании? Практически все. Во-первых, русские государи никогда не считали шведских королей себе равными. Долгое время Швеция находилась под властью датского короля, и поэтому в период установления Московией международных связей в XV–XVI веках великие князья заключали договоры непосредственно с Данией. Такой же порядок в России предпочитали сохранять и тогда, когда Швеция стала независимой. В письме шведскому королю Юхану III Иван IV пояснял, что тот никак не может именовать его «братом» своим, потому что равным русскому государю может быть только «цесарь римский» или иной прирожденный государь. Шведский король прирожденным государем не является, а стал им в результате переворота, и потому именуется Грозным «мужичьим» государем[35]. А поскольку Шведская земля рассматривалась в России «ниже иных» государств или, как выразился Грозный, считалась «не настоящим королевством», то русский государь решал вопросы со шведами через своих подданных — новгородских наместников. Вот почему ни Иван III, ни его сын Василий, ни внук Иван Грозный своих послов в Стокгольм не отправляли.

К тому же в своем послании надменный полководец, опьяненный недавними победами, намеренно исказил титул русского государя, а шведского короля назвал «великим князем Ижерским и Шелонския пятины в земле Русской». Земля к северу и югу от Невы, называемая Ижорскою, и принадлежавшая Новгороду область по реке Шелонь издревле были частью русских земель, а потому и содержание послания, и его тон выглядели издевательскими.

Не дождавшись русских послов, Делагарди прислал вторую грамоту. И снова Скопин-Шуйский не удостоил заносчивого француза ответом, поручив сделать это второму воеводе, М. П. Катыреву-Ростовскому. Тот с достоинством написал, что незнание Делагарди обычаев понятно — он ведь «пришлец в Шведской земле». Напомнив об эмигрантском происхождении барона, воевода указал и на его невысокий, как бы мы сегодня сказали, социальный статус: «А что ты писал государя нашего титул не по-пригожу, так это потому, что ты при государях не живал»[36].

Большего оскорбления для предводителя победившего войска от лица побежденных трудно было и представить. Взбешенный Делагарди написал продолжающему сохранять молчание Скопину-Шуйскому, что отнюдь не считает его выше себя: «Я всегда был такой же, как ты, если только не лучше тебя». Второму воеводе он обиженно ответил, что в Швеции никто не считает и не называет его иноземцем, а при дворе государя своего он действительно не был, потому что воевал в это время в русской земле, и с большим успехом: «Вы все стоите в своем великом русском безумном невежестве и гордости; а пригоже было бы вам это оставить, потому что прибыли вам от этого мало».

Прибыли от такого дипломатического «лая» действительно не было никакой, но достоинство во взаимоотношениях с «ненастоящим», пусть и победившим на время королевством сохранить старались. К тому же в России помнили о недавнем оскорблении своих послов, происшедшем не без попустительства Делагарди. Правда, Иван Грозный после того случая прибег к адекватным мерам: при появлении в России шведских послов он приказал поступить с ними так же — ограбить и выслать.

Россия, только что вышедшая из многолетней войны и потерявшая свои исконные территории, искала со Швецией не союз искренней любви, а пусть и худой, но мир, с тем, чтобы в будущем вернуть свои земли. Именно с этой целью в 1585 году русские послы отправились встречаться со шведскими на устье реки Плюссы, где за два года до того был заключен договор.

Шведскую сторону представлял все тот же Делагарди. Русские послы имели распоряжения от царя ни в коем случае не разрывать мирный договор, просить русские города обратно сначала даром, а если откажут, то предложить шведам деньги — за Ям, Копорье, Ивангород и Корелу 15 тысяч рублей. Шведы даром конечно же ничего отдавать не собирались — «даром только яблоки да груши отдают» — и требовали за первые два города сумму неслыханную — 400 тысяч! Неуступчивость шведских послов и цена, которую они заломили, говорили о слишком свежих воспоминаниях одержанных Делагарди побед. Неизвестно, чем закончились бы тогда для России переговоры с его участием, если бы в самый их разгар не случилось непредвиденное.