Читать книгу "Герои Смуты - Вячеслав Козляков"

Из «Нового летописца» и других источников становится очевидным только одно — Прокофий Ляпунов отказался подчиняться царю Василию Шуйскому значительно раньше, чем того принудили оставить престол. Попытка создать какую-то коалицию против Шуйского не удалась, бесперспективной оказалась и идея объединения с калужским самозванцем. Члены бывшего тушинского двора Лжедмитрия II самостоятельно попробовали в феврале 1610 года договориться о будущем устройстве Русского государства с польско-литовским королем Сигизмундом III, осаждавшим Смоленск. Многие тогда проторили дорожку в королевский лагерь, да не всех ждал теплый прием. В королевской ставке рассматривали статьи договора, подготовленные тушинским «патриархом» Филаретом (бывшим боярином Федором Романовым), боярином Михаилом Глебовичем Салтыковым и другими бывшими тушинцами, но думали, похоже, только о главной цели — завоевании Смоленска, что в итоге должно было принести славу королю. У недавних тушинцев оставался небольшой выбор: либо возвратиться в Москву, покаявшись перед ничтожным для них царем Василием Шуйским, либо снова искать счастья вместе с самозванцем в Калуге. Между тем у самого «царика», освободившегося от своих одиозных сторонников-«панов», разорявших присягнувшие ему на верность города и уезды, снова появлялся шанс. И видеть это мог не один Ляпунов.

Прокофия Ляпунова не смутила неудача с обращением к князю Пожарскому. Он все равно, как мог, противодействовал царю Василию Шуйскому. Новый повод представился тогда, когда верные царю Василию войска под руководством воеводы князя Василия Федоровича Мосальского пытались отстоять от «воровских» притязаний Шацк — центр Мещерского уезда. Однако победа осталась за воеводой калужского «цари-ка» князем Дмитрием Мамстрюковичем Черкасским. Шуйский еще пытался удержать за собой этот богатый край, где располагались дворцовые земли, и послал на помощь князю Василию Федоровичу Мосальскому голову Ивана Можарова, скорее всего со стрелецким войском. Но этот отряд был задержан Ляпуновым в Рязани: «И Прокофей сведал то, что идут к Шацкому и, посла, повеле Ивана переняти и их не пропустиша, повеле им быти у себя»[42]. Известие это можно воспринять по-разному, даже как действия Прокофия Ляпунова в пользу калужского самозванца. Но, возможно, всё объяснялось интересами укрепления обороны Переславля-Рязанского. В Москве же очередное самоуправство Ляпунова приняли за измену.

Вскоре в столице произошел переворот, лишивший власти царя Василия Шуйского. Поводом для смены царя стало тяжелое поражение московского войска в битве с гетманом Станиславом Жолкевским под Клушином 24 июня 1610 года. Меньше чем через месяц судьба князей Шуйских была решена, и, условно говоря, «договор» с ними, заключенный сразу после свержения самозваного царя Дмитрия в 1606 году, был окончательно разорван.

Царю Василию Шуйскому мало что удалось сделать за четыре года. Не выполнил он и своей присяги «миру», которую дал при восшествии на престол: никого не казнить без вины, не разорять людей всем родом, учитывать мнение Боярской думы. Расправы с опальными людьми продолжались и, по московской традиции, они опять затрагивали всех родственников, а не одного провинившегося человека. Все обещания остались неисполненными, а самозванство не только не исчезло, но и стало мучительным признаком государственной жизни, укрыться от которого нельзя было ни в каком уголке страны. Чрезвычайные события, связанные с отрешением от власти царя Василия Шуйского, требовали решительных действий.

Значительный след Ляпуновы оставили и здесь. На этот раз в числе заговорщиков упоминается Захар Петрович, родной брат Прокофия. Но и Прокофия Ляпунова автор «Нового летописца» по-прежнему не забывает, утверждая, что именно он в союзе с князем Василием Голицыным стал зачинщиком переворота. Когда царь Василий Шуйский в последней надежде после клушинского разгрома обратился по городам, чтобы оттуда шли спасать Москву, то никого не дождался. Не помог ему и Ляпунов в Переславле-Рязанском: «…а резанцы отказаша по умышлению Прокофья Ляпунова. Прокофей же наипаче нача со князем Васильем Голицыным умышляти, как бы царя ссадити».

Описывая события в Москве 17 июля 1610 года — последнего дня царствования Василия Шуйского, автор «Нового летописца» опять-таки прежде других вспоминал Прокофия Ляпунова: «В то же время приела Прокофей Ляпунов к Москве ко князю Василью Васильевичу Голицыну да к брату своему Захарью Ляпунову и ко всем своим советником Олешку Пешкова, чтоб царя Василья з государства ссадить. Той же Захарей Ляпунов да Федор Хомутов на Лобно место выехаша и з своими советники завопиша на Лобном месте, чтоб отставить царя Василья»[43]. Захар Ляпунов и Федор Хомутов активно участвовали и в развитии этой политической драмы, когда царя Шуйского вынуждали принять постриг[44]. Кроме русских летописных памятников, интересные сведения об устранении Шуйского с престола оставил в своих записках польский гетман Станислав Жолкевский. Двигаясь после Клушина с войском к Москве, Жолкевский забрасывал столицу подметными письмами, чтобы еще больше ослабить власть Шуйских. Но ему не пришлось лично вмешиваться в события, это сделали сами москвичи. Всё началось, по сведениям гетмана, еще 12 (22) июля, когда «несколько тысяч дворян» пришли к царю. (Трудно сказать, как могла собраться такая большая толпа людей перед царским дворцом.) Из всех прочих участников событий гетман Жолкевский, как и русские летописи, выделил Захара Ляпунова. Он «сурово» вопрошал царя Василия Шуйского: «…Долго ли за тебя будет проливаться христианская кровь? Земля наша опустела, в царстве ничего доброго в твое правление не делается, сжалься над упадком нашим, положи посох (т. е. скипетр), пусть мы постараемся о себе другими средствами». В ответ Шуйский набросился с матерной бранью на рязанского дворянина. Ему уже удавалось осаживать разного рода челобитчиков, укоряя их тем, что они выступали только сами от себя, а не от «всей земли». На этот раз царь Василий Иванович решил использовать тот же прием и сослаться на послушную ему Боярскую думу: «Как ты мне это смел сказать, когда бояре… не говорят мне сего?» Не стерпев обиды, царь даже замахнулся на Ляпунова длинным ножом, который был при нем. Рассказ этот явно передавался из уст в уста и, с некоторыми фольклорными искажениями, дошел до гетмана Жолкевского. Захар Ляпунов не только был храбрецом, но и обладал подобающей силой и статью: «Ляпунов был мужчина большого роста, дюжий и смелый; он закричал на него громко: не бросайся на меня, — как возьму тебя в руки, так всего изомну»[45]. После этого Ляпунов, а также «некто Хомутов», Иван Никитич Салтыков и другие вышли на Лобное место. Там они призвали народ сойтись за городскими заставами для сведения царя Василия Шуйского с престола.

Получается, что и русские, и польские источники говорят об одном: Ляпуновы в этот важнейший момент истории не остаются рядовыми наблюдателями, но активно влияют на ход событий. Рязанские дворяне одними из первых произнесли вслух то, о чем говорили все вокруг. «А в народе говорят, что он государь несчастлив», — передавал эту мысль автор «Карамзинского хронографа». Однако время Смуты уже кое-чему научило русских людей, и речь совсем не шла о физическом устранении неугодного «миру» царя, как это было с самозванцем или еще раньше с Федором Годуновым. Заслуги князей-Рюриковичей Шуйских в истории были столь памятны, что ни у кого не поднималась рука на то, чтобы тайно или явно расправиться с отрешенным от власти царем. Бояре—враги Шуйского плохо себе представляли, что делать с ним: ведь убийство царя могло всколыхнуть страну так, что все «несчастья» его правления обернулись бы против тех, кто взял управление в свои руки. Поэтому-то в свержении царя Василия Ивановича стремились опереться на ставшую уже баснословной удельную практику: собрали «вече» из московского народа, выйдя куда-то за Москву-реку, требовали благословения патриарха, хотели просить, чтобы «царь взял себе в удел Нижней Новгород»[46], которым предки суздальских князей Шуйских владели в XIV веке.