Читать книгу "Мой единственный - Джил МакНейл"

— Почему это называется бардачком?

— Я не знаю, просто так называется.

— Очень глупо, его должны называть отделением для жвачки.

— Хорошо, в любом случае тебе нужно ее дожевать до того, как мы приедем. Ты же знаешь, что в школе это запрещено.

— Почему?

— Чарли, перестань задавать глупые вопросы.

— Это не глупый вопрос. Мама, ты грубишь. Ой, смотри, вон Джеймс! Останови!

— Я не могу остановить машину посередине дороги, Чарли.

— Почему же?

Мне удается припарковаться, и я напоминаю ему, что нужно выплюнуть жвачку; у меня даже есть чудесным образом найденная в кармане куртки салфетка. Но у него есть идея получше: выплюнуть ее на крышу проезжающей мимо машины. Он так возбужден обсуждением преимущества своего плана, что проглатывает жвачку, чуть не подавившись и очень рассердившись.

— Ты специально это сделала, мама.

— Я вообще ничего не делала, Чарли, ты сам. Ну все, успокойся. Смотри, Джеймс ждет тебя. — На этом он демонстративно выходит и проводит с Джеймсом брифинг о моем ужасном поведении.

Еду домой и звоню Эдне, чтобы договориться с ней, что она придет и посидит с Чарли завтра, пока я на работе. Эдна живет в деревне одна, после того, как умер ее муж, хотя ее взрослый сын часто заходит к ней — обычно попросить денег. Она не любит свою невестку, которую называет «эта женщина». Не без основания, в общем-то: женщина действительно ведет себя как дура. Эдна добрая и мягкая и просто обожает Чарли. И деньги ей нужны, потому что приходится «подкидывать» сыну. Она любит наводить чистоту, особенно отбеливать и полировать, и может навести блеск на любую поверхность. Так что мне придется подсуетиться, чтобы ничего не выглядело слишком запущенным к ее приходу.

Мы договариваемся, что она придет завтра в семь, как обычно. Она говорит, что все равно рано встает, любит начинать день с раннего утра. Мне остается надеяться, что когда-нибудь буду думать так же. Она предлагает погладить белье, и это просто замечательно. Я мою полы на кухне, а потом забываю об этом и, возвращаясь из сада, иду по мокрому полу: остаются грязные следы. Отлично. Пока я перемываю, снова звонит Эдна и спрашивает, нужно ли что-нибудь купить: она как раз идет за покупками. И вот уже не в первый раз я говорю ей, что англиканская церковь должна официально признать ее святой Эдной, покровительницей всех работающих матерей. Она очень довольна.

Сегодня у Чарли игры после школы, а это значит, что мне придется торчать на холодной игровой площадке, да еще и болеть «за своих». Отец Хэрри Чепмена «вызвался» проводить такие занятия, потому что его жена «имеет виды» на место в родительском комитете. Сегодня у них хоккей на траве, а играть никто не умеет. Чарли совершенно безнадежен, он просто с удовольствием бегает туда-сюда и особенно любит изображать из своей клюшки ружье для подводного плавания. Как раз в ту минуту, когда я, уже не чувствуя ног от холода, собираюсь пойти погреться пять минут в машине, раздается страшный крик, и Чарли бежит ко мне, а кровь хлещет у него из носа. Очевидно, Хэрри так сильно врезал по мячу, что он взлетел вверх и, опускаясь, ударил Чарли по носу. За весь матч это единственный мяч, который Чарли сумел блокировать. Я обнимаю Чарли и пытаюсь его успокоить и тут вдруг понимаю, что мой плащ, только что из химчистки, теперь выглядит так, как будто бы я в нем побывала в какой-нибудь аварии. Чарли как будто сошел с ума, он уверяет, что Хэрри сделал это нарочно, но это совершенно не так, потому что Хэрри, сам чуть не плача, прижался к краю площадки. В конце концов мне удается уговорить Чарли принять извинения Хэрри, и тот выражает ему комплименты по поводу всей этой крови. Таким образом, Чарли возведен в «смертельно раненного, но не сдающегося» героя и возвращается на площадку. Все остальные мальчики аплодируют, и Чарли необычайно взволнован. Наконец-то все это подходит к концу, и мы можем ехать домой. Я стараюсь запомнить, что не нужно больше разрешать Чарли играть в хоккей, иначе мои счета из химчистки приобретут астрономические масштабы.

Весь остаток вечера Чарли не перестает ворчать и говорить, что у него сломан нос. Он звонит бабушке с дедушкой и сообщает им о своей ужасной спортивной травме, и они выражают ему соболезнование. Мама говорит, что нам нужно бы сделать рентген, и мне приходится долго объяснять ей, что он преувеличивает и что нос выглядит абсолютно нормальным. Чего не скажешь о моем плаще. Мама с огромным облегчением рассказывает, как однажды я сделала то же самое из-за раны на подбородке. Я качалась на качелях в саду за домом и решила попробовать проехать головой вперед. Тогда я безнадежно испачкала ее любимый розовый свитер из ангоры.

Эдна появляется в семь утра, а я, к сожалению, еще сплю. Когда она тихонечко входит в мою комнату с чашкой чая, у меня чуть не начинается сердечный приступ. Конечно, для взломщика она слишком маленького роста, да и вряд ли он понесет чай в постель, но меня охватывает какое-то нервное возбуждение, прежде чем я окончательно просыпаюсь. Эдна уходит приготовить тосты, потому что ей кажется, что я не должна уходить из дому, не позавтракав. Я одеваюсь ровно за пять минут, разгоняю дым от тостера деревянной ложкой, быстро целую Чарли на прощание и направляюсь к машине прежде, чем он успевает задать какой-нибудь очень важный вопрос и тем самым задержать меня. На половине пути я вспоминаю, что забыла надеть сережки, и обнаруживаю, что на мне один носок черный, а второй синий. Вот черт! Барни наверняка заметит и не преминет отпустить язвительную шуточку.

Движение оказывается довольно спокойным, и я доезжаю до окраины Лондона в рекордно короткое время. Я решаю побаловать себя сэндвичем с беконом в своем любимом кафе, которым управляет Мэгги, на окраинной улочке Дептфорда. Я познакомилась с ней, когда мы проводили съемки поблизости, а передвижной буфет не приехал. Входя в кафе, я замечаю, что полы мокрые, но слишком поздно, и я плавным скольжением врезаюсь прямо в стойку. Мне удается удержаться от того, чтобы упасть лицом вниз, только благодаря тому, что хватаюсь за кассу, бью по клавишам, и мы все соглашаемся, что, пожалуй, сумма в 1379,98 фунта стерлингов превышает стоимость булочки с беконом. Кафе заполнено рабочими, все отпускают мне комплименты по поводу моего грациозного скольжения. Мэгги объясняет, что они довольно давно так развлекаются, наблюдая, как посетители прокатываются к стойке, и уговорили ее пока не вытирать полы, чтобы еще повеселиться.

Я сажусь за столик, входят двое работников «Бритиш Телеком». Одному из них удается продемонстрировать очень эффектное скольжение, и мужчины за соседним столиком поднимают бумажные салфетки, на которых написано: 5,9, 5,8 и 6,0. Они имитируют спортивное комментирование и говорят, что Иван исполнил тройной тулуп с двойным оборотом при приземлении. Ребята с «БТ» присоединяются к шутке, и общее возбуждение растет в ожидании следующей жертвы. Им оказывается мужчина из соседнего газетного киоска, его результат — 5,9, 6,0 и 6,0. Мэгги говорит, что она лучше вытрет пол, пока кто-нибудь не убился, и мы соглашаемся, что, пожалуй, пора. Я возвращаюсь в машину и понимаю, что, пока я сидела в кафе, движение стало очень плотным, и застреваю в пробке на Оулд-Кент-роуд. Оказывается, она возникла из-за того, что два водителя грузовиков дерутся. Наконец я въезжаю в Сохо, опоздав в офис только на двадцать минут.