Читать книгу "Русский гигант КВ-1. Легенда 41-го года - Владимир Першанин"

Младший сержант замер. Замерла и группа немецкого сапера. В полутора десятках шагов находился БТ-7. Но часовой не хотел поднимать шум, толком не видя опасности. Его товарищи, вымотанные за день, крепко спали. Надо ли их тревожить?

Сержант сделал один и другой шаг вперед и негромко окликнул невидимого врага:

– Хальт! – Затем повторил оклик погромче: – Хальт, фашист!

Этим он больше успокаивал себя и надеялся, что его услышит второй часовой. Часовой его не услышал, а младший сержант осторожно направился к подозрительному месту.

Все роли в группе были распределены заранее. Поджарый мускулистый ефрейтор, хороший охотник, работавший до войны лесником, ужом прополз метра четыре и бросился сбоку на сержанта.

Его оружием был узкий отточенный стилет, и удар получился бы смертельным. Но девятнадцатилетний сержант, развернувшись, нажал на спуск. Две пули пробили тело охотника насквозь. Однако ефрейтор нашел в себе силы и, падая, полоснул сержанта. Тот снова нажал на спуск, но тяжелая рана помешала попасть в остальных саперов.

Еще один немец ударил сержанта ножом, одновременно зажимая рот ладонью. Ладонь пахла чужим, тошнотворным. Сержант оттолкнул немецкого сапера прикладом и нажал на спуск, выпуская магазин в расплывающиеся тени.

Из его БТ-7 высунулся командир, младший лейтенант с «наганом» в руке. Но выстрелить не успел, лейтенанта выдернули из люка и добили на земле. Немецкие саперы уже поняли – это не та цель. Но и ее следовало уничтожить.

– Курт, кончай с этим недомерком, – приказал ему унтер-офицер. – Русский монстр находится выше по склону.

Трое саперов во главе с унтер-офицером бежали в сторону КВ, а Курт, светловолосый, крепко сложенный солдат, с медалью за Польшу, бросил в открытый башенный люк БТ-7 противотанковую гранату.

В эту же минуту из переднего люка выпрыгнул механик-водитель. Внутри «бэтэшки» гулко рванула килограммовая граната, а через секунды сдетонировали сразу пять-семь снарядов.

Старший сержант Родион Кочура, тридцатилетний колхозник, призванный из-под Сталинграда, уже прошел несколько лет назад срочную службу, а в мае сорок первого был снова призван в танковые войска. Опыт он имел достаточный и, отбежав несколько шагов, бросился на землю.

Родиону повезло, что вспыхивали бронебойные заряды, но если рванут осколочно-фугасные, то ему не уцелеть. Из люков выкатился клубок огня, охватывая пламенем машину.

Сержант понял, что в запасе у него считаные секунды. Он вскочил и побежал прочь, сжимая в руке свое единственное оружие, массивную отвертку, которую всегда носил с собой.

Пистолетов и «наганов» для экипажей не хватало, их обещали выдать в конце июня, но не успели. Имелся «наган» лишь у командира танка и трофейный автомат у башнера. Но лейтенант горел внутри танка, а башнер погиб, успев предупредить роту о ночном нападении.

Рванули один за другим напольные контейнеры со снарядами. Башню БТ перекосило, из выбитых люков кольцами хлестало пламя, затем вспыхнул бак с горючим, осветив все вокруг пляшущим светом.

В этот момент они увидели друг друга: старший сержант Родион Кочура, успевший обзавестись тремя детьми, и солдат «панцерваффе» Курт. Он славно повоевал в Польше, получил медаль, а в отпуск, положенный по ранению, отвез домой кофейный сервиз старинной тонкой работы и рулон хорошо выделанной кожи.

Родители его хвалили:

– После войны женишься, пора обзаводиться хозяйством.

Курт также получил неплохую денежную компенсацию, а подвыпив, показал старшему брату еще один трофей, позолоченную иконку.

– Взял в храме под Варшавой. Уже показывал специалисту, – за икону можно получить восемьсот рейхсмарок, а если поторговаться, то и всю тысячу.

Брат вгляделся в лики святых, непонятные надписи и высказал свое мнение:

– Зря ты ее взял. У нее есть хозяин, а с богом шутить опасно.

– Одним грехом больше – одним грехом меньше, – отмахнулся Курт. – Завидуешь небось. Ты в канцелярии за свои бумажки гроши получаешь, а в штурмовом батальоне я за месяц имею больше, чем ты за полгода. Плюс боевые трофеи.

Брат знал, что Курт уже скопил приличную сумму, завидовал ему и, не зная чем поддеть Курта, с упреком сказал:

– Зря ты хвалишься, что добровольно расстреливал евреев.

– Это было давно, – усмехнулся Курт. – И не надо читать мне мораль. Обниматься с евреями я не собираюсь. Чем меньше иудеев, тем чище воздух.

– Изменился ты, – вздохнул брат.

– Я – солдат и по-другому не могу, – гордо отозвался Курт. – После польской кампании меня обещают послать на офицерские курсы.

Ни на какие курсы он не попал. А сейчас, в России, после полутора месяцев жестокой, безжалостной для всех войны столкнулся лицом к лицу с русским танкистом, по-азиатски широкоскулым, идущим на него с массивной отверткой в руке.

Курт попятился. Неподалеку горел взорванный им танк, а глаза азиата перечеркивали угольные, пляшущие в отблесках огня тени. Наверное, сапер допустил ошибку. Надо было как можно быстрее выдернуть из кобуры пистолет и стрелять в русского.

Но русский сержант, коренастый, широченный в плечах шел на Курта с такой уверенностью, что танкист усомнился, сумеет ли он свалить это животное из своего небольшого «вальтера».

Курт, не отрывая глаз от русского в промасленном комбинезоне, потянул из-за плеча автомат. Но ремень зацепился за гранаты на поясе, а русский вдруг ухмыльнулся, блеснули крупные белые зубы.

– Хальт! Стой! – крикнул Курт, дергая ремень.

– Сдохни, сволочь!

Четырехгранная как штык отвертка вонзилась в живот, пробив выставленную для защиты ладонь. Удар получился вскользь, в бок, и у Курта еще имелся шанс воспользоваться автоматом или «вальтером». Он выдернул из кобуры «вальтер», но корявые жесткие пальцы танкиста вывернули пистолет.

Второй удар казался более точным. Пятидюймовый штырь, толщиной в карандаш, вонзился в верхнюю часть живота, там, где находится самая крупная артерия в человеческом теле – брюшная аорта.

Кровь из нее хлынула по животу и поверх мундира, а Курт неожиданно вспомнил еще одно русское слово – «пощади!».

Русский отшатнулся, а широкие тени на месте глаз напоминали лики той польской иконы.

– Господи, спаси!

Сержант торопливо срывал с обмякшего тела автомат, пояс с гранатами и запасными магазинами. Вокруг шла стрельба, возникали и исчезали пулеметные трассеры. Надо было спешить на помощь своим. Но Родион Кочура, никогда в жизни не имевший часов, сорвал скользкие от крови наручные часы и побежал к командирскому танку, где разгорелся ночной бой.

Взлетали осветительные ракеты, били длинными очередями пулеметы, кто-то стонал, а другой голос выкрикивал команды. Родион передернул затвор трофейного МП-40 и кинулся в гущу боя. Похоже, действовала не одна штурмовая группа.