Читать книгу "Сестры по благоразумию - Гейл Форман"

Ты, возможно, сейчас очень злишься на меня и твою мать, но я надеюсь, к тебе рано или поздно придет осознание – мы отправили тебя в интернат только потому, что очень сильно любим.

Я знаю, тебе пока нельзя отвечать на мои письма, но я надеюсь, ты напишешь, когда получишь разрешение на ведение переписки.

Хорошего Хеллоуина.

С любовью,

папа».

До этого во время сессий конфронтационной терапии меня никогда не вызывали в центр круга, однако через два дня после того, как я получила папино письмо, занятие решил провести сам Шериф. И, представьте себе, кого он сделал объектом насмешек и унижений? Он встал в центр и, показывая указательным пальцем на каждую из девушек по очереди, заговорил: «Ну что, кто из вас считает, что может спрятаться от правды? Ты? Ты? Или ты?» Потом он показал пальцем на меня и жестом вызвал в центр круга.

– Ну что, красавица, я не припомню, чтобы ты у нас здесь стояла. Я слышал, ты получила письмо от папы. Прокомментируешь нам это событие?

Я прекрасно знала, что должна была сказать. Я должна была выдать, что очень зла на отца за то, что он меня сюда засунул. На сессиях конфронтационной терапии девушки начинали с самых очевидных фактов. И если уж совсем по чесноку, то папино письмо действительно меня расстроило и разозлило, потому что отец преподносил все так, как будто заключение в Ред-Роке было моей собственной идеей, плюс он упорно называл мачеху моей матерью, словно его слова были в состоянии изменить правду. Я расстроилась еще и потому, что отец считал, словно группа Clod распалась и я из нее ушла. Но, с другой стороны, я понимала, почему все это происходит. Несмотря на то что я была очень зла на отца за то, что он меня здесь оставил, я понимала: сделал он это не по своей воле, а по воле мачехи. Кроме этого, я помнила, каким папа был раньше. Отец постоянно обо мне заботился и из-за меня переживал. Он сильно изменился после того, как заболела моя мать. Папа всегда был мягким человеком, как ребенок, обожал всё в этой жизни. А потом попал под каблук своей новой жены.

– Так, мне кажется, нашу красавицу надо немного расшевелить, – сказал Шериф. – Девушки, нужна ваша помощь. Попробуйте, может, вам удастся заставить ее заговорить. А то она так сильно разозлилась, что у нее аж кончики волос порозовели.

Девушки зашушукались. «Бог ты мой, – подумала я, – неужели пурпурные волосы – самое страшное, что им приходилось видеть в этой жизни?» Мне не кажется, что крашеные пряди являются формой социального протеста. У многих друзей моих родителей по «Кофе нации» волосы были самых неожиданных и ярких цветов. Когда я была маленькой, мама помогала мне красить пряди пищевыми красителями.

В принципе мне было совершенно все равно, что говорят вокруг. Мне было совершенно наплевать на мнение Шерифа, который в одинаковой степени выводил меня из себя и пугал. Я думала о содержании письма, которое написал мне отец, и имевшейся в нем важной информации. «Светлячок» – это действительно песня, но написала ее не я.

То, что я попала в группу Clod, мне всегда казалось каким-то чудом. Дело в том, что ее члены: Джед, Денис и Эрик – были не только гораздо старше меня, но и гораздо лучше как музыканты. Джед играл на гитаре, Денис на басу, а Эрик на барабанах. Когда я попала в группу, мне было пятнадцать, и, если честно, играла я тогда просто из рук вон плохо.

Я начала учиться играть на гитаре для того, чтобы реже видеться с мачехой. После того как они с отцом поженились, она бросила работу, засела дома, принялась переставлять мебель и постоянно трындеть по телефону со своей сестрой из Чикаго. В общем, вести себя так, словно я уже не имела к этому дому никакого отношения. Я стала задерживаться в школе после занятий. Часами сидела за чашкой кофе в дешевых забегаловках. Потом в один прекрасный день я купила подержанные электрическую гитару и усилитель, спустилась в подвал дома и начала пытаться играть по самоучителю, стараясь не вспоминать прошлое, когда учиться игре на гитаре мне помогало бы сразу двадцать музыкантов.

Через пять месяцев после этого эпизода я увидела в кафе объявление: «Панк-поп трио ищет музыканта, играющего на гитаре». Опыта у меня было мало, поэтому на прослушивании, которое проходило в доме Джеда, я очень нервничала. Причем как только я его увидела, то стала нервничать еще сильнее. Джед казался идеалом – высокий, с копной густых волос, которые загибались вверх на шее. У него были зеленые глаза. Я видела много симпатичных музыкантов во времена, когда у родителей было кафе, но Джед показался мне совершенно неземным красавцем. Я волновалась в его присутствии и воткнула гитару в усилитель, совершенно позабыв о том, что звук на нем вывернут на максимум. В комнате раздался оглушительный вой.

– Воу! – закричала Денис, девушка с крашеными волосами и смелым взглядом человека, с которым не стоит спорить.

– Отлично! – завопил Эрик. – Наконец-то мне уши «пробило»! Прощай, серные пробки!

Усилитель изрыгал децибелы чудовищного звука.

– Можешь громкость убавить? – заявил Джед. Я стояла как столб и не шевелилась. Тогда парень сам подошел к усилителю и выключил его.

– Вот мы и определили, что ты хорошо играешь в стиле «нойз», – заметил он.

– Да, – ответила я, – выросла на Velvet Underground.

Джед улыбнулся.

– Вот и хорошо. Давайте сыграем их «Пустоши». Это очень простая мелодия. Послушай и вступай, когда почувствуешь, что готова.

Я послушала, как они играют, и вступила через пару минут. Вначале я лажанула пару аккордов, но потом совершенно неожиданно расслабилась и все пошло как по маслу. В то время я, вполне возможно, была самым плохим гитаристом в Портленде, но в составе той группы у меня все получалось.

Джед позвонил через несколько дней и сообщил, что они берут меня в группу.

– Видимо, на прослушивание к вам пришли самые нулевые музыканты, – пошутила я.

Джед рассмеялся. Даже по телефону я почувствовала теплоту в его голосе.

– Нет, – ответил он, – на самом деле мы прослушали несколько очень талантливых ребят. Но четыре идеально играющих музыканта совершенно не обязательно могут стать хорошей группой. Ты нам понравилась. И у тебя лучше всех остальных получается дисторсия.

– Спасибо, дисторсия – это мой конек, – ответила я и услышала, как он снова рассмеялся. – Если уж по чесноку, то должна сказать, что у меня не получается играть барре…[6]

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Над этим надо работать, – ответил он. – Барре – это важная штука.

Вскоре я начала играть в составе группы. Все шло так естественно и просто, что мне казалось, словно я всю жизнь провела с ребятами. После репетиций Денис с Эриком обычно поднимались наверх из подвала, чтобы выпить пива и что-нибудь съесть. Джед часто оставался со мной, чтобы помочь освоить те приемы, которые мне пока не удавались. Иногда он помогал правильно держать руку на грифе гитары, и я чувствовала, как кожу слегка покалывают волосы на его запястье. В эти минуты мне было очень сложно сосредоточиться на музыке, потому что мысли улетали совершенно в другую сторону.