Читать книгу "Бой-КОТ. Дело доверчивого ветеринара - Роман Матроскин"

— Прапор, тебе там совсем поплохело? Бедолажка. Эх, сейчас. — Проехав поворот, капитан притормозил у обочины и открыл двери. Прапор вылез из машины и уселся в траву, всем своим видом показывая, что дальше ехать никуда не хочет. И вообще шевелиться — тоже.

Ричи вздохнул и огляделся.

— О, смотри, котик, вон художник стоит! — Лыжин указал на человека с мольбертом, спрятавшегося в тени под разлапистым дубом. — Пошли посмотрим? День добрый, — издалека помахал он и задал гениальный вопрос: — Рисуем?

— Пишем, — буркнул художник.

В летнюю жару он был обмотан шарфом, на макушке торчали очки в толстой оправе, которые он изредка опускал на нос и глядел сквозь них на просторы. Ричи подошел поближе и вежливо потерся об обильно заляпанную красками штанину. Пахло от «двуногого» едко, но приятно.

Художник быстро и довольно смело водил широкими мазками по однослойному тоновому подмалевку. На удивление, это у него выходило довольно ловко, с каждым ловким движением руки на холсте обретала форму милейшая русская пастораль. Вдоль вьющегося ручейка раскинулись просторы сочно-зеленого пастбища, кулисами выступали березовая роща и холм, на котором приютилась игрушечного масштаба деревня. Вдалеке парнишка в трусах и красной майке пас скот. Утренним горизонтом поднималась легкая знойная дымка. Березки, белые коровы и обрывистые очертания тучек были выписаны светло-сиреневым и светло-желтым — отличительная черта профессионального обучения художника, как подметил Ричи. Но одна деталь удивила кота: в композиционном центре, там, где в натуре располагалась небольшая проплешина в траве, на холсте художник оставил пустое место, судя по всему, именно там, на первом плане должен был располагаться основной объект.

«Какой чудак, — подумал кот, — пишет работу с конца. Может, он еще не придумал, что разместить в центре?»

Он проследовал к месту, которое художник оставил на холсте пустым, и, усевшись на кротовьей куче, принялся вылизывать себя. Кто как не котектив заслужил быть в центре внимания? Тот заметил тщеславную выходку Ричарда и, бросив на него беглый зоркий взгляд, снисходительно улыбнулся.

— Котика не нарисуете? — шумно прокашлявшись, спросил Лыжин.

— Давайте я сам решу, что мне рисовать, хорошо? — мрачно посмотрел на полицейского художник.

— Хорошо-хорошо, — смутился Лыжин. — А это ведь вы тот самый Андриенко? Помню, жаловались как-то соседи по даче на какого-то художника, что шумел сильно, — мстительно вспомнил он.

— Ну, я Андриенко. Не знаю, о чем это вы, — ответил тот, поправляя очки. — У меня был перфоманс, и я его закончил до одиннадцати вечера. Давайте вы будете своей участковой работой заниматься, а я — своей.

— Ладно, не будем мешать. — Лыжин растерянно потер свой курносый нос с парочкой веснушек, повернулся и побрел обратно к машине. Нужно было загрузить Прапора и ехать дальше, благо оставалось буквально двести метров.

Перед воротами усадьбы Азарова капитан затормозил и долго сигналил. Наконец автоматические ворота открылись и впустили гостей. Проехав немного по дорожке, он остановил своего динозавра немецкого автопрома и открыл двери. Ричи радостно выскочил наружу, за ним, пыхтя, вылез Прапор.

— Вы, котики, пока погуляйте тут, а я пойду важными делами заниматься, — наставническим тоном проговорил капитан. Прапор утвердительно мяукнул, а Ричи проигнорировал этот дешевый выпад и решил осмотреться.

Участок Азарова впечатлял с первых же секунд. Монументальный забор скрывал от прохожих не только уклад жизни магната, но и его своеобразные представления о мире. Пестрое поместье одновременно поражало несуразностью и пробуждало желание рассмотреть все элементы несовместимого архитектурного ансамбля.

Высокий цоколь в классических пропорциях, округлая парадная лестница позднего барокко, скульптуры, изображающие вавилонских крылатых львов обрамляли вход, подчеркнутый греческим портиком в коринфском стиле. На фронтоне красовалась Афина с масонской пятизвездочной рогатой совой в окружении богатырей и ветеранов Второй мировой, увешанных медалями, как новогодняя елка. Этажи были украшены полосами с орнаментами эпохи Возрождения и средневековой Персии. Над парадной лестницей красовалось большое округлое световое окно в стиле модерн.

О русском модерне напоминали резные деревянные наличники и ставни окон. Всю эту несуразную роскошь венчали готическая остроконечная черепичная крыша и маленькие, поздней готики, французские башенки. Во дворе росли персиковые и миндальные деревья. Слева тек искусственный ручеек и располагались сад камней, японская пагода и пруд, в котором резвились жирные золотые карпы, а справа находилась часовенка.

Прапор присвистнул, в восторге созерцая все это благолепие. Его мысли приняли отчетливо гастрономический оборот. Толстяк облизнулся, время от времени кривясь от колик в животе.

— А представляешь, чем кормят у Азарова на кухне? — мечтательно закатил он глаза. — Обрезки осетрины, гусиная печень с грибами, лосось тартар с лимоном.

— Прапор, дружище, у тебя гастрит, твое обжорство до добра не доведет. Тебе нужно кушать овсяночку, жевать травку, — улыбаясь, заметил Ричи. — Думай о деле, а не об осетрине, об осетрине позабочусь я.

— Он еще и издевается над толстым кот… Уй, прихватило! — скорчился Прапор.

Ричи укоризненно поглядел на него.

— Нет-нет, все нормально. Позову я еще тебя когда-нибудь, ай!.. — угрожающе пробормотал обжора.

Дверь в особняк открыл человек в дорогом костюме и белых перчатках. В поджарый птичий вид его вносили некоторую сумятицу старомодно подкрученные усы.

«Прислуга напоказ, — подумал Ричи. — Перчатки и костюм этот человек надевает крайне редко, брюки чуть велики, пиджак мал, манжеты, вместо запонок, застегнуты на булавку». Ну а самым вопиющим фрагментом костюма шикарного дворецкого был ненастоящий галстук-бабочка — простой бантик, пришитый на резиночку.

Интерьер дома выглядел более пристойно и сдержанно, чем можно было ожидать, исходя из внешнего убранства здания. Дубовые лестницы поднимались, огибая стены прихожей, на второй этаж, пол был выложен мозаикой из битого мрамора и морской гальки. Хаотично выложенная по краям мозаика превращалась в орнамент с античным павлином в центре. За округлым дверным проемом находился просторный зал. Там стоял гарнитур в стиле ампир с золочеными фигурными ножками в виде крылатых сфинксов и львиных лап.

Вдобавок вся комната была уставлена стеллажами, сплошь забитыми разнообразными бронзовыми, костяными, деревянными и керамическими статуэтками, посудой, медалями и монетами в прозрачных боксах. Предметы со всех уголков планеты, разных времен, стиля и подлинности. Рядом с японскими нэцке ютились фарфоровые статуэтки из Майсена, иранские поилки, тюркская керамика, полинезийская деревянная мелкая пластика, индийская бронзовая посуда, модерные пресс-папье, современные китайские поделки и еще черт разбери что. Объединяло эту коллекцию только одно: везде были изображены птицы. Аисты и гуси, орлы и петухи, попугаи и страусы — везде только птицы. По скромным прикидкам Ричи, только одной полочки хватило бы любому «двуногому» для безбедной старости.