Читать книгу "Агентурная кличка – Лунь (сборник) - Николай Черкашин"

– Уже вылезаю, сэр!

Он рассказывал сначала для Луня по-английски, а потом Дик переводил анекдот смешливым француженкам.

– Бэрримор, что это хлюпает в моих ботинках?

– Овсянка, сэр!

– А что она там делает?

– Хлюпает, сэр!

Особенно долго и заливисто смеялась Моника.

– Бэрримор, какую масть лошадей вы предпочитаете?

– Видите ли, сэр, когда я сижу на серой лошади, мне хочется пересесть на вороную. А когда я еду на вороной, мне хочется пересесть на серую.

– А кто вам больше нравится: брюнетки или блондинки?

– Видите ли, сэр…

– Не надо, Бэрримор, я все понял!

Дик тоже припомнил анекдот про легендарного слугу:

– Бэрримор, любите ли вы свою жену?

– А чем же она хуже других женщин?

– Не уходите от ответа. Любите ли вы свою жену?

– Да кто же ее не любит, сэр?

– Я вас серьезно спрашиваю.

– Я вообще люблю женщин, сэр!

Моника и Лизетт были в восторге. Отец прикрикнул на них снизу: не очень-то там шумите! Дик, скорчив страшную мину, приложил один палец к губам, а другим погрозил девушкам, отчего обе прыснули и просто зашлись от смеха. Тогда наверх поднялся Гастон, он сказал дочерям что-то укоризненное и поставил на плетеный короб медный тазик, кувшин с горячей водой и бритвенный прибор. Дик пристроился перед зеркальцем, которое держала перед ним Лизетт, и осторожно коснулся бритвой заросшей щеки. Девушка же норовила пустить солнечный зайчик в глаз англичанина и радостно смеялась, когда он строил ей ужасные рожи. Со смехом пополам Дик все же соскоблил трехдневную щетину, и бритву взял Майкл. Все опять повторилось под неописуемое веселье сестер, потому что Майкл строил еще более уморительные гримасы. Лунь от бритья отказался, он благоразумно это сделал еще утром у Яцека. Тем временем Гастон притащил третий тюфяк и о чем-то долго говорил с Диком.

– Выходим завтра утром, – кратко пояснил тот суть беседы. – Надо хорошо выспаться.

Лунь с удовольствием растянулся на тюфяке – спина, перетруженная за день, давала себя знать, и он очень опасался очередного приступа боли. Летчики же безмятежно резались с сестрами в карты на поцелуи и поцелуйчики.

Наутро, наскоро выпив по чашке цикория вприкуску с козьим сыром и черствым хлебом, все вышли во дворик, где стояли приготовленные к неблизкому пути три велосипеда: два мужских и один дамский. Дамский достался Луню, и он приспособил на багажнике свой чемоданчик. На остальных, усадив сестер на рамы, поехали Дик с Майклом. Со стороны, должно быть, казалось, что кавалькада молодых людей отправилось на загородный пикник. Дорогу показывала Моника. Узенькое шоссе, обсаженное тополями, резво бежало под колеса. «Только бы не подвела спина!» – молил Фортуну Лунь. Но ноющая боль была пока терпимой.

Дорога вела на север, к морю. Вокруг расстилались плантации сахарной свеклы, спаржи, турнепса и чего-то еще неведомого Луню. Время от времени их обгоняли немецкие грузовики и редкие легковушки. Если в кузовах сидели солдаты, они радостно оживлялись при виде велосипедистов и отпускали непристойные шутки. Но в целом все было спокойно.

В полдень сделали большой привал. Моника открыла дорожную корзинку и подобно Красной Шапочке выложила на расстеленную салфетку бутерброды с уже надоевшим козьим сыром, яблоки и бутылку красного вина, которую Дик нечаянно опрокинул, оставив на салфетке большое пятно.

Майкл тут же припомнил анекдот про Бэрримора:

– Однажды гость опрокинул бокал вина на белую скатерть и Бэрримор обратился к хозяину: «Сэр, позволяют ли правила этикета назвать в этой ситуации сэра Дика неаккуратной свиньей?» Хозяин ответил: «Нет, Бэрримор, правила этикета не позволяют вам назвать сэра Дика “неаккуратной свиньей”». – «Тогда я не буду называть сэра Дика “неаккуратной свиньей”».

Сэр Дик дурашливо постучал сэра Майкла кулаком по шее и разлил остатки вина по алюминиевым стаканчикам.

– А где вы видели аккуратных свиней? – спросил Дик.

– Как где?! – воскликнула Моника. – А боши?! Самые аккуратные свиньи в мире.

Лизетт попросила Майкла рассказать еще один анекдот про Бэрримора.

– В Лондоне наводнение. Темза вышла из берегов и затапливает дома. Перепуганный Бэрримор вбегает в кабинет хозяина: «Наводнение! Вода уже поднимается на второй этаж!» Хозяин: «Стыдитесь, Бэрримор, вы же англичанин!» – «Понял, сэр!» Бэрримор выходит из кабинета и через минуту распахивает дверь, пропуская первые потоки воды: «Темза, сэр!»

– Я просто влюбилась в вашего Бэрримора! – захлопала в ладоши Лизетт.

– Ты просто влюбилась в нашего Майкла! – засмеялся Дик и тут же получил от Лизетты щелчок в лоб.

– Однако нам пора! – заметила Моника и сложила в корзинку остатки трапезы.

Через два часа они въехали в густой соснячок и свернули на лесную тропу, которая вывела их к роднику, бившему из-под большого серого камня. Здесь они сделали еще одну передышку, растянувшись на сухой хвое – многокилометровый пробег сказался даже на тренированных летчиках, тем более что им пришлось везти пассажирок. По всей вероятности, где-то неподалеку начиналась граница запретной зоны, в которую немцы включили все побережье «Атлантического вала». Ждали проводника, который должен был вывести летчиков к морю. Ждали долго, пока наконец не появился крепкий бретонец в брезентовой рыбацкой куртке и матросской шапочке. Видимо, он хорошо был знаком с Моникой и Лизеттой, поэтому без лишних слов принял у них «экскурсантов» и повел за собой по едва приметной тропе. Но прежде чем расстаться с девушками, состоялось трогательное прощание с объятиями и поцелуями. Дик оставил сестрам свой лондонский адрес и велел обязательно приехать к нему после войны. А пока война продолжалась…

Хоронясь от чужого глаза, бретонец-проводник и его провожатые быстро шли по лесной тропе. По свежему солоноватому ветру чувствовалась близость моря. А вскоре, выйдя на опушку, они услышали и его шум – шипящий рокот океанского прибоя. Совсем близкое уже море хорошо проглядывалось сквозь поредевшие стволы сосен.

Тропа ушла в прибрежные скалы, крепко враставшие в белый песок. Пройдя еще с полкилометра, они наконец выбрались к рыбацкой ферме с длинным навесом для сушки сетей. На осушке торчала мачта вытащенного на песок парусного бота. Бретонец отвел гостей в сарай, где они с удовольствием устроились на ворохе старых сетей и рваных парусов. Общее томление нарастало: еще один бросок – через пролив – и вот он, спасительный берег Англии! Но именно этот бросок и был самым трудным на всем их пути. Немецкие гидросамолеты и моторные катера сновали вдоль всего северного побережья Франции, прочесывали местность и сухопутные патрули. Оставалось полагаться на ночную темень, счастливый случай да опыт британских моряков, которые уже не в первый раз выручали здесь своих летчиков.