Читать книгу "День матери - Татьяна Богатырева"

– Подождите здесь, – прошу я.

Рита шмыгает носом.

Я поспешно закрываю за собой дверь. В коридоре на полу сидит мама и плачет.

– Что ей нужно? – слабым голосом спрашивает она.

– Поговорить хочет, – честно отвечаю я.

– Я не могу, – плачет мама.

Я киваю.

– Мам, иди в комнату, – говорю я.

– Не хочу, чтобы она здесь была, – всхлипывает мама.

Я помогаю маме подняться. Это получается с трудом, так как костюм курицы мне очень мешает. Отвожу маму, она ложится на кровать и прячет лицо в подушку. Снимаю костюм, иду на кухню, приношу маме воды и беру со стола феназепам.

– Мам, выпей, – говорю я.

Она не реагирует. Оставляю таблетки с водой на тумбочке и иду обратно на лестницу. Рита сидит на подоконнике и курит.

– Что вы хотели? – спрашиваю я.

– Почему Лиза не хочет со мной говорить? – не понимает Рита. – Она меня ненавидит? Что я ей сделала?

Мне в который раз становится стыдно за маму. А еще обидно, что я снова решаю ее проблемы. И с работы меня, скорее всего, теперь уволят. Смотрю на Риту. Озвучив мысль о том, что мама, по ее мнению, ее ненавидит, она снова начала всхлипывать. Так мы и стоим: одна женщина плачет снаружи, другая – внутри, а посередине я с костюмом курицы в руках. Глубоко вздыхаю и беру себя в руки.

– Мама болеет. Она вас не-не-ненавидит, – медленно проговариваю я.

– Но мне надо с ней поговорить!

Я вздыхаю.

– Ну так поговорите со мной. Пойдемте, мне нужно вернуть костюм, – говорю я.

Рита сейчас кажется совсем не взрослой. Как будто мы ровесники или она даже младше меня. Младше Жени.

– Не плачь, – прибавляю я.

Рита кивает, и мы спускаемся по лестнице в молчании.

Посреди двора стоит Эдик.

– Ты ее видел? – с волнением спрашивает он.

– Кого?

– Курицу…

– Нет.

Эдик с удивлением смотрит на нас, не замечая, что у меня в руках костюм курицы. У меня нет времени – у меня Рита, которая снова собирается плакать, и надо отнести костюм.

По дороге Рита рассказывает мне то, что я, собственно, и так прекрасно знаю, – что жить она так больше не может. Что Леня занимает собой все внешнее и внутреннее пространство, что в голове у него какие-то великие идеи, работать он не может и не хочет и объясняет это тем, что он поэт уровня Пастернака и никак не меньше.

Я иду молча и вспоминаю, как однажды, пару лет назад, папа явился к нам домой со светящимися глазами, крепко обнял маму, и они ушли в нашу комнату, а я остался стоять в коридоре. Я тогда был еще молод и глуп и решил, что все – вот оно счастье, теперь заживем.

Не прошло и получаса, как мама пулей вылетела из комнаты вся в слезах и выгнала папу. Оказывается, он пришел затем, чтобы показать ей новое стихотворение, потому что «только она, как самый близкий и дорогой его сердцу человек, способна понять величие этого стихотворения».

– Рита, – говорю я, когда мы останавливаемся у офиса ресторана «Цыпа-цыпа», – иди домой. Все будет хорошо.

Рита крепко обнимает меня на прощанье, потому что она глупая и не понимает, что, конечно же, хорошо уже ничего не будет. Потом я захожу в офис, и меня увольняют.

* * *

Поскольку Эдик отдал нам деньги за комнату, я теперь могу поехать на экскурсию в Пушкинские Горы, чем несказанно радую Любовь Михайловну и огорчаю Володю.

– Украл, что ли? – шепчет он мне в спину.

Я не реагирую. А зачем? У меня есть Женя, и сегодня после школы я пойду с ней гулять. Но все выходит опять совсем не так, как было мною задумано. Придя домой, я обнаруживаю на кухне сразу троих – маму, Ларису Дмитриевну и… Женю. Они пьют чай и ведут светскую беседу. Женя прижимает к груди сборники маминых стихов. Я в ужасе.

А все потому, что свежекупленный свой мобильный телефон, это чудо современной техники, я неосторожно оставил дома, отправившись утром в школу. А Жене захотелось со мной поговорить. Женя позвонила. Мама в это время лежала на кровати и изучала трещинки на потолке.

– Алло, – сказала мама.

– Кеша? – спросила Женя.

– Нет, это Лиза, – сказала мама.

– Понятно, – ответила Женя.

Они немного помолчали.

– А где Кеша? – осторожно спросила Женя.

– Точно не знаю, но скорее всего в школе, – задумчиво ответила мама.

– А вы, наверное, его мама? – догадалась Женя.

Мама кивнула, но по телефону это было не видно. Сообразив, что Женя не видит ее киваний, мама сказала «да». А потом она взяла и решила представиться: «Лизавета Мироновна Белых, член Российского Союза писателей».

И тут понеслось. Женя сначала никак не могла поверить, что та самая Лиза Белых и есть мама Кеши, потом она никак не могла подобрать слов, чтобы выразить, что именно дали ей в жизни эти прекрасные стихи, потом Женя уже перешла к тому, какой у нас в целом замечательный и творческий город.

– Заходи в гости, – просто сказала мама, продолжая изучать трещинки на потолке. – Я, в общем-то, совершенно ничем не занята.

Вот так это все и случилось.

Хуже того, мама пригласила в гости Жениных родителей, искренне радуясь тому, что у ее сына наконец-то появился друг. Я ковыряю заусеницы на пальцах и судорожно думаю, куда спрятать Эдика, как нейтрализовать Ларису Дмитриевну и как уговорить маму не рассказывать Жениным родителям всяческие подробности нашей жизни, а лучше – как не рассказывать вообще все.

– А когда можно к вам прийти? – спрашивает Женя.

Мама сосредоточенно смотрит на часы.

– Ну, например, сегодня, – говорит она.

* * *

Я впервые вижу Жениного папу. Это солидный, пузатый и очень добродушный на вид мужчина. Живо интересуется нашей жизнью, откашлявшись, признается, «что в молодости тоже пописывал стихи». Как я ни старался, вопросов из серии «какова она, жизнь богемы» избежать не удается. Женя то и дело вскакивает со стула и фотографирует. Женина мама старается быть милой и доброй, но я прекрасно вижу, что она подозревает нас в том, что мы подали не очень хорошо помытую посуду. Время идет, я поглядываю на часы и уже с облегчением понимаю, что скоро они поедут домой. Мама держится молодцом, подписывает книги. Она даже голову помыла для такого случая.

А потом я слышу звонок в дверь. На пороге стоит Леонид Вяземский, знаменитый русский поэт, лауреат множества престижный премий, стоит и качается из стороны в сторону, как длинный, слегка кривоватый метроном.