Читать книгу "София - Павел Пирлинг"

В день, назначенный для празднования бракосочетания, ватиканская базилика должна была облечься во всю свою пышность. В этом случае опять один Маффеи дает нам несколько подробностей об этом событии, обойденном молчанием самыми подробными летописцами. Этими данными мы и должны ограничиться, потому что до сих пор еще остается неоткрытым описание брака Зои, посланное Феодором Газским Франческо Филельфо.

Епископ, имя которого не сохранилось, совершал эту блестящую церемонию. Многочисленное изысканное общество окружало принцессу. На первом месте выделялась королева Боснии Катерина, дочь Стефана, нашедшая в Риме убежище для своих несчастий, с тех пор как турки завладели ее государством, и называвшаяся с полным правом «самой несчастной из королев». Лишенная всех средств, она жила ежемесячным содержанием в 100 дукатов, выдаваемых ей Святым престолом. Четыре верные спутницы: Павла, Елена, Мария, Праксина – последовали за ней в ее изгнание. Эти боснячки были, вероятно, единственными славянками, присутствовавшими при браке будущей государыни московской. Медичи представляла Кларисса Орсини. Самые знатные патрицианки Рима, Флоренции и Сиены явились лично; кардиналы прислали представителей.

Маффеи не упоминает ни одного грека, но непроизвольно будет предположение, что все соотечественники Зои, бывшие в Риме, находились в числе приглашенных. Факт этот вполне достоверен для Феодора Газского, друга Виссариона, знаменитого оратора, каллиграфа и ученого. Он присутствовал на Флорентийском соборе, ломал копья в защиту Аристотеля и приобрел высокое уважение в Риме и Неаполе. Уведомленный им насчет этого события Филельфо, бывший тогда в Милане, выразил ему 1 июля 1472 года свое удовлетворение и свою благодарность. Вопреки тому, что не сохранилось никаких исторических следов, существуют все данные для предположения о присутствии Анны Нотары, дочери несчастного Луки. Бывшая некогда невестой императора Константина Драгеза, дяди Зои, она прибавила к своему имени имя Палеологов и покинула Константинополь немного ранее падения этого города. Поселившись в Риме со своим братом Яковом, знаменитая матрона мечтала о создании среди Италии маленького независимого греческого государства. С этою целью были куплены развалины замка Монтакуто у сиенцев, и 22 июля 1472 года договор, заключенный с Сиеной, обеспечивал вольности будущей республики. Эта колония, кажется, осталась в проекте; тем не менее она служит доказательством патриотических чувств своей основательницы. Глубоко преданная своей несчастной нации, привязанная к Палеологам, Анна Нотара должна была перенести свои симпатии на Зою и с бо́льшим правом, чем кто-либо другой, сопровождать ее к алтарю.

Брачное торжество было нарушено досадным инцидентом. Во время обмена колец Вольпе, захваченный врасплох, должен был сознаться, что он не привез их для невесты, так как, говорил он, подобный обычай не существует в Москве. Его объяснения показались подозрительными и вызвали даже сомнение насчет его полномочий. На другой день после обручения Сикст IV жаловался при всей консистории, что посланник действовал без настоящей доверенности со стороны своего господина.

Подозрения увеличились, когда дело зашло о проектах Крестового похода против турок. Смутные слухи ходили в народе о близости важных событий. Ожидалось великое торжество для церкви. Оттого разочарование было полным после аудиенции 2 июня. Вольпе, говоривший в этом случае по-латыни, хвастался сво ими близкими торговыми сношениями с татарским ханом, который был готов собрать страшное войско против турок и напасть на них со стороны Венгрии под условием, чтобы ему платили с открытием враждебных действий ежемесячное пособие в 10 000 дукатов. Чтобы заключить этот уж сам по себе обременительный договор, нужно было, по расчету оратора, предложить татарам подарков ценой на 6000 дукатов для первого начала. Идея, конечно, не лишена была величия, но требуемые суммы показались слишком большими и гарантии недостаточными. Побоялись, как бы Вольпе не обратил казенных денег в свою пользу. Потом, еще представлялось сомнительным, чтобы король венгерский согласился пропустить татар, на которых нельзя было положиться, зная их привычку изменять. Да и самая победа их не будет ли, в сущности, новым торжеством ислама? В силу этих соображений отказ был единственным ответом со стороны Святого престола. Чтобы оценить его благора зумие, достаточно вспомнить о речах в Венеции в 1470 году. В это время Вольпе заявил в Сенате устами своего племянника, что татары готовы напасть на Турцию, что союз с Магометом – совершившийся факт, и вот через два года после этого, в 1472 году, этот союз еще нужно заключить ценою тяжелых денежных пожертвований. Роковой вопрос возникает сам собою при виде этих противоречивых данных: истина, конечно, была извращена или благодаря Джиларди в Венеции, или благодаря Вольпе в Риме. Один из двух виновен, а может быть, и оба. Татарский союз был только призрак, вызываемый по их желанию для того, чтобы воспользоваться щедростью Рима или Венеции.

Если воинственные проекты московского посла были отвергнуты, то брачный союз остался в прежней силе. Принцесса Зоя не пострадала от подозрений, висевших над Вольпе. Сикст IV выказал себя до конца щедрым и отечески попечительным: около 6000 дукатов, кроме подарков, были назначены в приданое сироте цезарей. Фрески Санто-Спирито, изображающие жизнь Сикста IV и принадлежащие почти без исключения одному из живописцев старинной умбрийской школы, может быть ученику Бенедетто-Буонфилии, сохранили воспоминание об этой щедрости. По левой стороне прекрасного алтаря, воздвигнутого Палладио, в одном из верхних промежутков видна стенная живопись более позднего происхождения, чем все другие, показывающие нам Зою на коленях перед папой, а рядом с нею равным образом на коленях измышление художника поместило жениха; они оба имеют на голове короны, а папа, по бокам которого стоят Андрей Палеолог и Леонардо Токко, дает кошелек Зое. Две латинские надписи, почти тождественные, сообщенные нам Форчелли, дают нам имена лиц и объясняют нам смысл фрески, к сожалению подвергшейся сильной реставрации. Те же сведения находятся в журнале Платины. Наконец, документ, совершенно не изданный и в высшей степени важный, подтверждает их самым достоверным образом.

В государственных архивах города Рима заботливо сохраняется ассигновка, помеченная 20 июня 1472 года и исходящая от кардиналов d’Estouteville, Calandrini и Angelo Capranica, генеральных комиссаров Крестового похода.

В силу этого звания три кардинала заведовали специальной кассой, исключенной из общей отчетности и пополнявшейся, главным образом, доходами из квасцовой монополии и предназначенной исключительно для нужд войны с турками. Ассигновка эта была адресована почтенным господам Лоренцо и Джулиано Медичи, хранителям денег, предназначенных для святого предприятия. Знаменитые банкиры, превратившиеся в государей, уполномочиваются этим актом располагать суммой в 6400 дукатов, бывшей предметом отдельного условия с кардиналом-каммерлингом Орсини и имевшей следующее назначение: 4000 дукатов должны быть уплачены по приказу папы принцессе Зое, «королеве русской», для известных расходов, которые она должна сделать по случаю своего путешествия в Россию, и для других целей; 600 дукатов должны достаться на долю епископа, которому поручено сопровождать невесту в Москву; остальные 1800 дукатов должны остаться в кассе. Цифры, здесь обозначенные, должны быть проверены цифрами расходов, отмеченными в других памятниках. Щедрость папская могла только увеличиваться: в самом деле, 27 июня 1472 года 5400 дукатов уплачены Зое, 600 – епископу, что вместе составляет 6000 дукатов, уплаченных Святым престолом в пользу византийской принцессы и с целью Крестового похода, как то достаточно доказывается источником, из которого брались деньги.