Читать книгу "Цунами - Николай Задорнов"

Солнце сильно грело. Окно офицерского флигеля открыто. На крыльце Алексей услышал, как приятный женский голос что-то читает вслух по-английски. Сибирцев не удивился бы, если б читали по-французски.

Встретил приезжавший на судно офицер. Жена его поздоровалась и вышла из комнаты. На круглом столе английский журнал «Иллюстрированные лондонские новости».

На другом столе бумаги, какие-то планы, циркуль, линейка и карандаши на александрийском листе, прикрепленном кнопками. Начат какой-то чертеж.

Переодевшись, Бачманова возвратилась и пригласила гостя в столовую.

В окно виден барак, крытый корьем, две пушки за земляным бруствером и березы на берегу моря.

Бачманов стал рассказывать про экспедицию, в которой служит. Он, инженер, приглашен Невельским из Петербурга, чтобы построить здесь первый винтовой пароход для будущего Тихоокеанского флота. Но пока ничего этого начать нельзя.

Бачманов послал великому князю Константину проект усовершенствованной паровой машины. В избе, на берегу замерзшего Охотского моря он чертил детали своего изобретения под вой пурги.

Ответ из Петербурга получен сегодня. За отличный проект машины для кораблей с гребным винтом Александр Васильевич высочайше награжден изумрудным перстнем.

Большой док на Амуре строить не разрешено. Южные гавани, как пишет Невельской, занимать пока не велено. В Николаевске строится малый эллинг.[33] Проект машины Бачманова передан столичному заводу.

Бачманов временно назначен, за неимением другой должности, а также по знанию им иностранных языков, начальником поста в бухте Де-Кастри, где надо строить флигеля, казарму и склад и придется еще встречаться с иностранцами.

– Ну, а какие ваши идеи, молодой человек? – вдруг весело спросил он.

Лешу в глубине души покоробило. Под словом «идеи» за последнее время в офицерском обществе принимается Бог знает что, и вообще это слово употребляется лишь в ироническом смысле.

– Мои идеи? – в тон Александру Васильевичу, но и с некоторой заносчивостью сказал он. – Умереть за веру, государя и отечество…

После чая Бачмановы предложили пойти прогуляться и посмотреть новый пост. Час оставался у Алексея Николаевича в его распоряжении.

Елизавета Осиповна Бачманова говорила по-русски с легким акцентом.

– Здесь мы лето прожили, как на даче. К зиме мы переедем в город, где мой муж очень увлечен проектом на доке.

У вельбота Алексей Николаевич простился с гостеприимными хозяевами.

В шлюпке он вспомнил про изумрудный перстень и южные гавани. Что-то теплое и заманчивое послышалось Алексею Николаевичу в суждениях супругов. Их тут всех влечет на юг, как в штормовой ветер. Что же там, в этих солнечных гаванях, заросших по берегам дубовыми лесами и виноградом? Сибирцев почувствовал, что и он невольно поддается, что и его тянет туда же. Говорят, оттуда близко до Японии, Китая, Гонконга… Изумрудный перстень, проект новейшей машины, красавица англичанка, березовые леса, тюльпаны в зеленой траве…

Возвратившись на «Диану», доложил Евфимию Васильевичу, что подарки с почтительностью приняты, а в ответ прислана для кают-компании бочка с клюквой и свежая рыба для команды.

Сибирцев не сдержался и заговорил про бухты на юге края.

– Я был на «Палладе», – мрачно сказал Путятин. – Там наше будущее!

Но между ним и этим будущим стояли почти непреодолимые препятствия.

«Госпожа Бачманова – англичанка. Как странно! – думал Алексей, спустившись к себе. – Гарнизон Александра Васильевича наготове для отражения англичан и французов. Жена Муравьева француженка, жена нашего адмирала англичанка. У нее родня в Ливерпуле. В этом обществе и различий не чувствуется. В то же время братья и кузены губернаторши и адмиральши ждут нас в море и постараются пустить на дно. Долг их? Долг наш? Нет, что-то еще не угадано человечеством и, право, обедняет нас. Как это странно. Кажется, начинаешь в путешествии отвлеченно мыслить? Не развивается ли способность анализировать? Или, чего доброго, займешься изобретениями, как Александр Можайский!» Изготовление машин – привлекательнейшее занятие и для Сибирцева.

Через два дня «Диана», спустившись южней, пошла на сплошной «железный» берег, словно желая удариться о скалы и разбиться. Открылись каменные ворота, словно раздвинулись кулисы в театре. На «Диане» убрали паруса, спустили баркасы и шлюпки. Фрегат пошел в каменные ворота на буксире гребных судов.

Сопки горят на солнце осенней желтизной. Да, тут хорошо! Хотя это еще не заветный юг. Жара, как в разгар лета. Дома, склады и казармы с дверьми и окнами, которые забиты досками, начатая церковь – все цело. Даже брустверы укреплений, на которые адмирал нынче летом ставил орудия, снимая их с кораблей. А потом опять пушки пришлось подымать на суда.

Дианские офицеры рассматривали в подзорные трубы заливы и бухты, расходившиеся в глубокую даль между осенних сопок, осыпанных рыжью берез и лиственниц, как мелкой щетиной. Вода неподвижна. Это чистейшее зеркало, не верилось, что неподалеку, за каменными воротами входа в бухту, в отвесы берега била океанская волна.

Алексей Николаевич теперь все сильней и сильней желал увидеть таинственные заливы и бухты юга, скрытые за островами среди гор и скал, оплетенных лесами и виноградниками.

… Впервые Евфимий Васильевич прибыл сюда нынче ранним летом, начал укрепляться и ждать врага. Сейчас он почувствовал, что уже связан с этой землей. Не хотелось бы отступаться от начатого тут дела. Он подумал, что придется ему заботиться об устройстве этой гавани, может быть, со временем строить тут порт, и, как знать, не окажется ли это чем-то более нужным и важным, чем многое другое.

Он сам описывал никем не занятые гавани на юге, и самую большую из них назвал в честь Константина Николаевича Посьета.

Узнав, что война началась, прервал опись и пришел с флотом сюда, в залив Императора Николая, поближе к устью Амура.

В этой гавани не только временное убежище его эскадры, ушедшей от встречи с врагом. Вид просторных бухт, закрытых от ветров, сам за себя говорил. Берег тут приглуб, удобен для устройства причалов, для самых больших судов. И Япония рядом.

Но адмирал знает, что пока еще не смеет обольщаться подобными планами.

Казаки, охранявшие пост, выстроились на берегу. На стене казармы сушились на солнце шкуры лосей и медведей. На вешалках красными гроздьями висит рыба.

– Дьячков, как ты тут управлялся?

– Слава Богу, Евфим Васильич.

– А-а! Молодец.

– Рад стараться.

Утром на кладбище, где похоронены казаки и матросы, выстроились две роты из экипажа «Дианы».