Читать книгу "Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн"

– Билли, дай мне лопату.

Он поднял лопату, осмотрел лезвие. Солнце блеснуло на отточенной стальной кромке. Лопата выглядела новой.

– Если ты не дашь мне эту чертову штуку, я закопаю мужа голыми руками!

Билли сокрушенно покачал головой – мол, что поделаешь?

– Неправильно оно как-то, – заключил он и, перевернув лопату, вогнал в землю, словно копье. – Когда закончите, просто оставьте где-нибудь здесь. Я потом заберу.

С тем он повернулся и заторопился к машине.

Холли подождала, пока гул мотора затеряется вдалеке и на кладбище снова придут звуки запустелого, удаленного от города места. Стояла долго, слушая, как на ветру стучит о дерево веревка на флагштоке у входа, как полощется приспущенный флаг Аризоны, как гудит ветер в проводах линии, идущей от города к кладбищу. Интересно, сколько вдов стояло вот так, слушая звуки одиночества?

– Ну вот, Джимбо, наконец-то мы одни, – прошептала она ветру.

В последний раз они были здесь вдвоем пару месяцев назад, на фотосессии перед избирательной кампанией. Не одни – присутствовало еще несколько человек: пресса, фотографы. Холли стояла рядом с мужем на фоне могильных камней, а за спинами супругов расстилался город. Муж описывал свои планы на будущее города, еще не зная, что этого будущего не увидит.

Холли подошла к могиле, схватила за край песочного цвета холст, прикрывавший груду выкопанной земли, потащила, спотыкаясь. Каблуки вязли, сшитое на заказ платье мешало двигаться. Холли купила его для праздника по поводу новой должности мужа – маленькое, черное, стильное, но не слишком вызывающее, чтобы не отвлекать внимания от красавца-мужа, настоящей звезды шоу. Черное платье у Холли было только одно.

Она споткнулась опять и чуть не упала. Тесное платье мешало сохранять равновесие.

– Дерьмо! – выкрикнула вдова в тишину. – Гнусное гребаное дерьмо!

Она стряхнула туфли – они полетели, кувыркаясь. Одна покатилась к торчащим ножам-листьям агавы, другая отскочила от крашеной доски, отмечавшей место упокоения некоего Дж. Дж. Джеймса, умершего от «английского пота» в 1882 году.

Холли сжала руками подол платья и рванула по шву. Все равно она больше никогда бы его не надела. Сколько ни меняй вид, не добавляй пояса и шарфы – не спрячешь, что это платье с похорон мужа. Холли дернула еще раз и разодрала до самых бедер. Широко расставила ноги, чувствуя подошвами жар земли. Хорошо освободиться от тесной одежды, от туфель. Чувствуешь себя собой. Она схватила лопату, загнала лезвие в землю, подняла, ощущая, как напряглись мышцы рук и спины. Повернулась и высыпала землю в яму. Сухой краснозем глухо бухнул о крышку гроба, где лежал муж.

«Пятая годовщина – деревянная» – так он сказал недавно.

А первую годовщину они встретили в городе. Тогда были каникулы, и Джим захотел показать жене город, где надеялся когда-нибудь стать шерифом. Он представил ее всем, кому смог, сводил на танцы – в зале не было человека, который бы не знал Джеймса Коронадо, – потом повез кататься в пустыню. Холли с Джимом любили друг друга на одеяле у костра под открытым небом, и казалось, что на земле не осталось никого, кроме них двоих. Холли купила в сувенирной лавке оловянную звезду и подарила мужу – игрушечный шерифский значок. Пусть носит, пока не добьется настоящего.

А он сказал, улыбаясь, что первая годовщина – бумажная. Олово дарят на десятую.

Джим знал множество подобной милой чепухи, и Холли это очень нравилось. Так здорово слышать ее от надежного, крепкого парня. Именно таким он и был. И таким остался навсегда. Он так и не успел надеть настоящую звезду. А на пятую годовщину Холли подарила ему сосновый гроб на дне шестифутовой ямы.

Она вытерла щеку тыльной стороной ладони. Черт, слезы.

А ведь обещала себе, что не заплачет. Хорошо хоть не видит никто. Нет уж, подобного удовольствия она им не доставит. Этот город и так забрал у нее слишком многое.

Холли вспомнила, что в последний раз видела Джима сидящим дома за рабочим столом. Ей показалось, муж плакал.

– Я должен это исправить! В этом городе нужно все менять! – только и сказал он.

Затем сунул бумаги в кейс и уехал на ночь глядя. А приехал вместо него мэр Кэссиди – в три часа ночи, чтобы лично сообщить новость. Произнести приличествующие случаю пустые слова:

– Трагедия… несчастный случай… я так сочувствую… все, что город может сделать для вас… поможем, чем сможем…

Холли вывалила еще лопату земли на гроб мужа, потом еще одну… Усилия, нудная боль в мышцах глушили злость и горе. И с каждой новой толикой земли шептала молитву – но не о своей мертвой любви. Слезы бежали по щекам, ветер нес из пустыни гарь, а вдова молилась о том, чтобы пожар стал возмездием, насланным высшей силой, которая пронесется сквозь город и сожжет проклятое место дотла.

– Все, что город может сделать для вас… – говорил Кэссиди, потупившись, вертя шляпу в руках.

«Вы все можете сдохнуть и сгореть в аду.

Вот это вы можете сделать для Холли Коронадо».

10

– Как он умер? – спросил Соломон, заставляя голос звучать спокойно, но едва сдерживая убийственную ярость.

Отчаяние было физически ощутимым, бушующим внутри ураганом, валуном, придавившим душу. И еще горше было от того, что привязан, заперт внутри жестяной коробки.

– Разбился на машине, – ответил коп, все еще глядя в боковое окно на склоны гор. – Он ехал поздней ночью и то ли заснул за рулем, то ли резко свернул, объезжая что-то, – и угодил в ущелье. Ударился головой, проломил череп. Когда Джима нашли, он был уже мертв.

Соломон подумал, что именно этот Морган и нашел Джеймса Коронадо уже мертвым.

За окном виднелся город: обломки изгороди среди пустыни, убогие лачуги с ржавой жестяной крышей или без крыши вообще. Все незнакомое.

– Где все люди?

– А-а, это старые шахтерские дома, – объяснил Морган. – Думаю, их сохранили атмосферы ради. Чтобы туристы прониклись, перед тем как попадут на Мэйн-стрит. Сейчас большинство горожан живет в центре.

Мимо пронесся указатель с надписью большими старомодными буквами, гласившей, что путешественники въезжают в «Историческую часть города Искупление». И все вдруг оживилось. Аккуратными рядами потянулись пастельных цветов домики за выкрашенными в белое штакетными изгородями, прилично мощенные улицы. В тени тополя Соломон заметил фургон «Уэллс Фарго». Лошади были привязаны за вожжи к деревянному брусу, идущему вдоль корыта с водой, которую доставлял древний с виду насос. Животные пугливо озирались, чуя дым пожара и желая поскорее убежать. Соломон понимал их. Ему тоже хотелось бежать прочь от огня, прочь от этого города и странного чувства долга перед умершим человеком.

– У Джеймса Коронадо была семья? – спросил Соломон.

– Холли, – ответила Глория, прикрепляя пластырь на обожженное плечо. – Жена.