Читать книгу "Время всегда хорошее - Евгения Пастернак"

Пока мама ужинала, я честно пыталась в очередной раз пересказать ей параграф из учебника истории, а потом еще и билет по русскому языку. Мне стало плохо. Сначала просто разболелась голова. Мама, как обычно, завелась на тему «это все твой комп», а потом вспомнила, что последние пару часов я к компу-то и не подходила. Сидела с ней на кухне и к экзаменам готовилась. Мама дала мне таблетку. Не помогло. Я честно пыталась лечь поспать, но как только закрывала глаза, видела перед собой класс, который на меня смотрит. От ужаса просыпалась. Вроде бы мама ко мне в комнату заходила, я помню ее холодные руки на моем лбу, помню, она говорила что-то успокаивающее. Потом мне начало сниться, что ко мне летит историк с огромными крыльями и тяжелым клювом долбит меня в висок. А за ним прилетает ястреб, отгоняет историка, и мне становится почти хорошо. Голова болит, но так, как будто это не моя голова. В этот момент я, наверное, очнулась, потому что смутно помню людей в белых халатах, и капельницу, и мамино заплаканное лицо. А потом опять всякая ерунда. Помню белую комнату, помню мальчика, помню, что я точно знаю, что это и есть Ястреб, а он как будто меня не понимает. Но мне так хорошо оттого, что я его увидела, что я засыпаю. Просто засыпаю. И голова уже не болит.

Витя, неизвестное число, неизвестного года

Совсем ничего не болит. Даже странно — я ведь хорошо помню, как мне в голову летело ядро. И взрыв помню.

Может, я умер, и это рай?

Думаю — и пугаюсь, что эту мысль подслушает Васса. Оглядываюсь. Ни Вассы, ни Танечки рядом нет. И Женьки нет. Я сижу в очень белом кресле в углу очень белой комнаты. В противоположном углу — еще одно такое же белое кресло. На нем сидит сердитая девочка, прижав колени к подбородку.

— Ты кто? — говорю я, но звука не слышу.

Тем не менее девочка меня понимает и отвечает:

— А ты кто?

Это очень странно. Ничего не слышно, но совершенно точно знаю, что она ответила.

— Я Витя. Шевченко. Я заболел… Мы в больнице?

Девочка, кажется, обиделась еще больше.

— Ты точно больной!

Я внимательно смотрю по сторонам. Очень чисто. И никаких теней. И даже намека нет на дверь.

— Это, наверное, обкомовская больница! — догадываюсь я. — Или даже цековская!

Девочка перестала обижаться. Теперь она очень удивлена.

— А что это?

Похоже, у нее с головой не все в порядке, что ж она таких простых вещей не знает!

— Это просто сон, — говорит девочка. — Я сплю, и ты мне снишься.

— Нет, — мне обидно, что она первая про сон сообразила. — Это мой сон! А тебя я вообще не знаю!

— Ты — Ястреб? — вдруг спрашивает девочка.

— Я кто? — у меня от удивления челюсть до пола чуть не упала.

— Я знала, что ты мне приснишься, я тебе в личку написала, а ты не ответил…

— Куда написала?

Но девочка меня не слушает, она встает с кресла и начинает рассматривать комнату. Я тоже встаю. Просто по привычке. Вроде как из вежливости.

— Напиши мне, ладно? — говорит девочка, усаживается в кресло и поджимает под себя ноги.

— Это мое место, — бурчу я.

— А, — машет она рукой, — они одинаковые.

Мы молчим. Я просто не знаю, что сказать. Сажусь в свободное кресло, и через минуту глаза начинают слипаться. Никогда не думал, что можно спать во сне…

Синичка, 13 апреля неизвестного пока года

Я открыла глаза и удивилась. В комнате был странный полумрак. Вроде б и солнце где-то светит, но в комнату не попадает. Присмотрелась и поняла — на окне висят толстенные шторы, у нас сроду таких не было.

— Маааам! — позвала я.

Получилось тихо, но мама оказалась рядом мгновенно, я даже не успела понять, откуда она взялась.

— Как же ты нас напугала, господи… — мама тихо плакала и обнимала меня.

А потом отстранилась, и я увидела ее опухшие глаза и непричесанные волосы.

— Мамочка, да что ты, ну подумаешь, голова заболела…

Мама дернулась, и видно было, что слезы она сдерживает с трудом.

— Мы еле в «скорую» дозвонились, автомат во дворе сломался, папа аж к магазину бегал…

Честно говоря, я ничего не поняла, но решила не переспрашивать. Ну видно же, переволновался человек, вот и несет ерунду всякую.

— Мам, открой окно, чего так темно? И зачем нам эти шторы?

— Шторы? — мама удивилась. — Что значит зачем? Висят и висят…

Но шторы все-таки раздернула.

И вот тут мне стало плохо по-настоящему. Компа на столе не было! Там, на его законном месте, валялась груда книг, тетрадки какие-то, бумажки…

— Мама, где комп?!

Я рывком села на кровати.

— Где что? — спросила мама.

— Вот не надо дурочкой прикидываться! — вскрикнула я. — Ты ж знаешь, у меня не от него вчера голова болела, а от экзамена.

— Какого экзамена? — мамины глаза стали размером с блюдце. — Ты о чем? И вообще, как ты со мной разговариваешь?

— Где комп?

Я вскочила и ринулась под стол, мама вскрикнула и пыталась меня удержать.

— Оля, Оленька, тебя нельзя вставать! И волноваться нельзя, ты ляг…

— Я все равно найду его!

Я кинулась в соседнюю комнату, уверенная, что родители просто переставили мой комп куда-нибудь в другое место, но по дороге остановилась. Квартира была не та. Вернее та, но какая-то странная. Такую мебель я видела дома у бабушки. Вот и ковер у нее висел на стенке, и рюмки так же стояли за стеклом.

— Мам, зачем вы мебель переставили?

— Что?

У мамы задрожали губы, и она приложила руку к моему лбу. Я скинула ее в раздражении.

— Я не больна! Куда ж вы его засунули?

Я кинулась в кухню и вот там уже всерьез испугалась. Наша красивая, яркая, желтая кухня куда-то делась. А вместо этого там стояло белое убожество. На плите красовался железный чайник, а вместо микроволновки на шкафчике торчал горшок с цветком.

— Мама, что это? На какой помойке вы его откопали?

Мама стояла в дверях, зажав рот рукой, и смотрела на меня полными слез глазами. Только сейчас я рассмотрела ее повнимательнее. То ли я так долго болела, то ли… Мама была в странном халате сине-зеленого цвета, протертых клетчатых тапках. В этом балахоне она казалась совершенно бесформенной или внезапно располневшей. И на голове у нее было что-то непонятное…

— Мама, — испугалась я, — откуда эти вещи? Что с тобой случилось?

Мама заплакала навзрыд. И оттого как она плакала, мне стало страшно. Я огляделась по сторонам, и у меня снова начал тукать висок, как будто в него кто-то бьется.