Читать книгу "Зимняя жатва - Серж Брюссоло"

«В новом, послевоенном обществе , — записывал Жюльен в дневнике, — чтобы выжить, возможно, придется воровать. Клянусь, мать ни в чем нуждаться не будет, и если мне придется стать вором, чтобы ее прокормить, я пойду на это без колебаний.

P.S. Грех хвастаться, но я уверен, что сумею кое-чего достичь в этом искусстве».

Ему было отрадно осознавать, что с каждым днем он становится все более ловким. Теперь без излишних раздумий Жюльен мог перейти к действиям прямо среди бела дня, во время перемены. Вооружившись отмычкой, он входил в комнаты учителей и, забавы ради, рылся в ящиках. Нет, мальчик ничего не крал, но мысль, что он может это сделать, приносила странное удовлетворение. Он с изумлением обнаружил, что, оказывается, преподаватель, охотнее других распространявшийся о чувстве локтя и необходимости делиться с ближними, в глубине буфета припрятывал продукты — сосиски и ветчину. А у наставника, требовавшего неукоснительного соблюдения правил личной гигиены, носки были настолько грязны, что напоминали обуглившиеся тряпки. С бешено колотящимся сердцем, затаив дыхание, Жюльен открывал для себя мелкие и постыдные чужие тайны. Особенно его привлекали комнаты дам: мадемуазель Мопен, Одили Танш, Марты Пирам. Обычно он с осторожностью отворял дверцу лакированного шкафа и выдвигал нижний ящик, находя те же следы жалких людских страстишек: скрытую от посторонних глаз плитку шоколада, скабрезный роман, притаившийся под стопкой хлопчатобумажного белья. Порой попадалось совсем уж невообразимое, и, представьте, у тех, кто казался воплощением скромности и благоразумия: парочка игривых подвязок и черные чулки, готовые в любой момент пустить в ход затаившийся в них соблазн. Жюльен никогда не вносил беспорядка в этот мещанский, порочный мирок, а вот Антонен, тот вряд ли устоял бы перед желанием что-нибудь стянуть. Бывало и такое, что, поддавшись внезапному порыву, Жюльен опускался на кровать мадемуазель Мопен и с наслаждением вдыхал исходивший от подушки слабый запах духов. На несколько мгновений голова его замирала на подушке, в том месте, где недавно покоилась головка ее владелицы, после чего он обычно вскакивал и выбегал из комнаты. Ему очень хотелось оставить какую-нибудь метку: большой вопросительный знак, нарисованную мелом загадочную маску на зеркале или над камином, — но слишком уж велика была опасность. Куда благоразумнее оставаться в тени, быть проходящим сквозь стены привидением. Жюльена, наделенного тайной властью, вполне это устраивало, ибо он не просто овладевал наукой, которая составляла единственную ценность в обреченном на воровство обществе, — он становился виртуозом. Клер возложила на него ответственную миссию — стать сильным. Разве не для этого он так старается? Скоро он достигнет вершины мастерства, обретет титул короля взломщиков, Человека-Проходящего-Сквозь-Стены-Пансиона-Вердье!

Одним апрельским вечером Жюльен через чердачное окошко проник на крышу здания, откуда открывался величественный вид на окрестности. Он решил немного пройтись, ступая по самой кромке вдоль водостока — и не забавы ради, а чтобы побороть боязнь высоты, — после чего уселся на краю кровли, болтая ногами в пустоте и вглядываясь в темноту. Его переполняло чувство гордости: программа по самовоспитанию была почти выполнена, вскоре очередная страница жизни будет перевернута и матери не придется за него краснеть. Он выкрутится из любой ситуации, даже самой непредсказуемой. Непонятное возбуждение, природу которого Жюльен затруднялся определить, сдавило ему горло и, поднимаясь выше, сжало виски. Всем существом он ощутил вдруг желание мертвой хваткой вцепиться в жизнь и одолеть ее в рукопашной.

Позже, через несколько дней, когда во время тихого часа он пытался запечатлеть в тайном альбоме впечатления от этой прогулки, к нему неслышно приблизилась мадемуазель Мопен и села рядом. Взъерошив ему волосы, она произнесла со вздохом, бросив косой взгляд на тетрадку, которую Жюльен старался загородить локтем:

— Ты переводишь слишком много бумаги. Если директор увидит, он заставит тебя немедленно все стереть.

Жюльен посмотрел на нее с опаской, но мадемуазель Мопен с сочувствием улыбнулась. Она показалась мальчику чем-то опечаленной. Жакет из перелицованной материи не шел ей, она была в нем похожа на нищенку. Как многие другие женщины, мадемуазель Мопен красила ноги, чтобы создавалось впечатление, будто на ней чулки. Но краска легла неровно, местами сгущаясь в темные островки, и казалось, что ее ноги поражены кожным заболеванием.

— Скоро все кончится, — тихонько, словно сама с собой, говорила она. — Войне и нашей жизни здесь придет конец. Вот только станет ли нам легче? Как ты думаешь? Я не знаю. Глупо, разумеется, спрашивать это у тебя… Нет ли каких новостей от матери? Знаешь ли ты, что все деньги, внесенные за твое содержание в пансионе, израсходованы? Я только что побывала в конторе и просмотрела бухгалтерские книги. Директор очень озабочен. Как только последнее су будет истрачено, тебя придется отправить домой. Может, стоит поставить в известность дедушку? Ведь ты из семьи судовладельца Леурлана? Почему ты не отвечаешь на его письма?

Это верно, у Жюльена не возникало желания писать Адмиралу. Разговор с мадемуазель Мопен внушил мальчику страх: разве не давала она ясно понять, что мать за ним не приедет, когда выйдут все деньги? Не исключено, что ей было известно нечто такое, чего он не знал. При этой мысли его пробрала дрожь. Не получил ли известие Леон Вердье о том, что Клер в тюрьме, или тяжело больна, или… Не скрывают ли от него правду?

Мадемуазель Мопен снова провела рукой по его волосам. Когда она поднималась с места, грудь ее коснулась руки Жюльена, но это не произвело на него никакого впечатления.

— Напиши все-таки дедушке, — настойчиво произнесла она. — Он будет рад узнать, как ты повзрослел за эти пять лет. Сообщи, что деньги, заплаченные твоей матерью, кончились — он поймет.

Мальчик робко пробормотал «хорошо», но при мысли, что дед Шарль явится за ним в пансион, он готов был броситься бежать куда глаза глядят.

С этого момента Жюльен все время думал о том, что будет, если мать за ним не приедет, заранее разрабатывая план боевых действий, чтобы противник не застал его врасплох. Много раз он представлял, как отправляется бродяжничать и промышляет воровством. Но он был еще слишком мал, чтобы скитаться по белу свету в одиночку, не вызывая подозрений. Ему требовался напарник, постарше, чем он, но слабовольный, покорный. Преданный слуга, как у героев приключенческих романов, которые он читал. И еще нужна собака. В книгах у путешественников всегда были собаки, наделенные необычайным умом, которые «все понимали, только говорить не могли».

Вечером к Жюльену снова подошла мадемуазель Мопен с листком бумаги, ручкой и чернильницей и попросила его написать письмо Адмиралу. По ее мнению, следовало как можно скорее внести ясность в создавшееся положение.

— Месье Вердье сказал, что дела у твоего дедушки идут из рук вон плохо, — объяснила она. — И правда, верфь на грани банкротства. Не хочу пугать тебя, малыш, но при таких обстоятельствах трудно будет продлить твое пребывание здесь. Самое разумное — уехать домой. Тем более что, по моим наблюдениям, не очень-то тебе здесь и нравится.