Читать книгу "Сердце химеры - Анна Данилова"

– Она любила красиво одеваться… – У меня горло словно распухло от стыда за ту, которой уже не было и которая все свои силы растрачивала на одежду, духи и разные другие мелочи. И тут вдруг я вспомнил, что Лора любила еще, и эта ее страсть открылась не так давно, когда она поближе познакомилась с Машей, сестрой Глафиры, большой любительницей драгоценностей. И я добавил: – И золото. Но поскольку денег в семье не было, она чаще всего покупала дорогую имитацию, бижутерию…

– Понятно, – кивнул головой Лев и отодвинул от себя тарелку.

Я услышал марш из оперы «Аида» и вздрогнул, настолько он показался мне сейчас неуместным. Мой собеседник, напротив, считал, вероятно, что эта музыка как нельзя лучше подходит к его жизненной позиции и принципам: он выбрал этот торжественно-праздничный марш Верди как достойное сопровождение деловых переговоров, да и вообще жизни – так звучал его телефон.

– Да, Юра, слушаю… Так, так… Понял. Хорошо. Попытайся поговорить с соседями, знакомыми, выясни, что и как… Насколько я понял, ее убили в квартире родителей…

Я сделал ему знак, что готов объяснить ему гораздо больше, чем мог бы ему сказать за пару минут помощник. Лев Григорьевич закрыл глаза и опустил голову, давая мне знать, что он все понимает, но тем не менее выслушает своего собеседника до конца.

– Свяжись с Кондратьевым из прокуратуры, пусть перешлет результаты экспертизы… Все, до встречи.

– Ну, что там? – не выдержал я, в потайных уголках своей души все еще вынашивая надежду на то, что я перестал интересовать правоохранительные органы, что они, потеряв меня из виду и стыдясь этого, сделали объектом своего подозрения кого-нибудь другого. Или (а вдруг?!) объявился сам убийца с признательными показаниями? Мало ли…

– Они нашли дверь, – сказал он и посмотрел мне прямо в глаза.

Потом мы долго говорили в его машине. Вернее, говорил я. Объяснял, как на исповеди, что двигало мною, когда я начал пользоваться этой тайной дверью, и что ничего преступного в моих замыслах не было, как не было и желания убить ту, которую я любил больше всех на свете.

– Вы считаете, что я совершил ошибку, сбежав?

– Нет, не считаю. Я сам бы поступил так же. К тому же грех было не воспользоваться дверью… Могу себе представить их лица, когда они поняли, что вас нет в квартире… С одной стороны, это так. Но, с другой, посудите сами: они обнаружили дверь, сопоставили все факты, и получилось, что в квартиру Ступниковых убийца вошел именно через эту самую дверь… На ручке – ваши отпечатки пальцев, как и на других ручках этой квартиры и на каких-то вещах, дверных проемах… У них сложилось впечатление, словно вы жили в этой квартире – так много вы наследили…

Я пламенел, горел, на кончике носа образовалась капля пота. Но я должен был пересилить себя, превозмочь свой стыд и продолжить общение. Ведь никто, кроме этого человека, больше не узнает тайну Лоры и моих чувств к ней.

– Они решили, – продолжал с озадаченным видом сытый Вишняков, – что Лора была вашей любовницей, что вы встречались то в вашей квартире, то в квартире ее родителей, пользуясь пресловутой дверью… Что вы сильно ревновали ее к мужу (кстати, ее мать дала показания, будто бы вы недолюбливали мужа Ларисы)…

– Может, и недолюбливал, – возмутился я. – И что ж с того? Почему я должен был его любить, если он посылал свою жену на панель?

…Я был в темной комнате, лежал на ее кровати, когда услышал, как вдалеке поворачивается ключ. В этот час, как правило, дома никого не бывает. Лора ходит по магазинам, гостям; ее любовники и родители заняты работой, приносящей, правда, сомнительный доход, а я, пользуясь случаем и отсутствием хозяев, воображаю себя возлюбленным Лоры. Лежа на ее кровати и вдыхая в себя запах ее постели, духов, могу подолгу держать в руках ее пижаму и ночную сорочку, представляя себя ее мужем… И при этом меньше всего, конечно, думаю о вынашиваемом в голове романе. В это время я наслаждаюсь жизнью, я, трус по природе, в своих фантазиях переношусь в декорации реальной жизни, где я мог бы держать в своих объятиях ту, что мне всего дороже…

Я словно окаменел. Судя по голосам, это была Лора с мужем, Горой. Я не успел открыть дверь и скрыться за нею, мне пришлось зарыться в ворох висящей одежды. Отлично зная, что темная комната освещается тусклой малиновой лампой и что при всем желании меня сложно обнаружить, я замер, смутно представляя себе, что же будет дальше. И был потрясен, поняв вдруг, что Гора, сославшись на головную боль, отпросился с работы исключительно ради того, чтобы побыть с женой. Они не разговаривали, в темную комнату вошли уже голые, и на моих глазах, в нескольких сантиметрах от меня, предались любви…

Признаться, не на это я рассчитывал, совершая опасные путешествия по чужой квартире. Меньше всего мне бы хотелось видеть Лору в объятиях другого мужчины. Все, что происходило рядом со мной, в красно-черном полумраке, я мог бы представить и с закрытыми глазами, лишь по звукам… Они много говорили о любви, бесконечно признавались друг к другу, и тогда я начал понимать, что любовь для обоих – не пустой звук, что это слово означает обладание и что физическая любовь для моей Лоры с годами стала означать гораздо больше, чем в первые недели замужества. Присутствие Горы мешало мне сосредоточиться на зрелище, наполовину скрытому темнотой (серо-розовые от скудости света, проникающего через дверной проем, скомканные простыни, согнутое белое колено Лоры, темное пятно разметавшихся по подушке волос…), я даже не возбудился. Больше того, я разозлился на него, я яростно взревновал Лору к этому хлюпику, к этому костлявому и носатому парню, которому было так многое позволено в этой жизни в отличие от меня…

Что произошло потом, ужаснуло меня уже не столько цинизмом, сколько извращенностью. Успокоившись, Лора, уложив свою голову на плечо мужа, тихо сказала:

– Я же говорила тебе, что от моего тела не убудет… Ты отлично знаешь этого Давида… Видишь, как все славно получается – он влюблен в меня, у него много денег, глядишь, накопим и купим спальню… Я, помнишь, тебе показывала? Такая широкая кровать, огромный шкаф, комод с большим зеркалом… Моя мечта…

– Это я все понимаю… – промямлил Гора, глядя в потолок. – Но могут же узнать… Мать моя хорошо с ним знакома.

– Да она сама бы так поступила, если бы запахло такими деньгами… К тому же, знаешь, он почти ничего не может… Все происходит быстро, да и он сам постоянно куда-то спешит… К тому же он нежный… не бьет…

И тут она поняла, что совершила промах, но быстро собралась и продолжила уже в свойственной ей агрессивно-нападательской манере:

– А ты что же, хочешь, чтобы я пошла работать куда-нибудь секретаршей, получала бы копейки, и мы бы всю жизнь спали на продавленной тахте? Гора, ну, подумай сам! Кроме того, ты не должен думать, будто бы только мы так живем. Так многие живут. Кто как может, так и зарабатывает…

– Тогда пообещай мне, что не пойдешь больше в «Европу»…

Я чуть не рухнул, услышав такое. Получается, что муж знал обо всех ее похождениях. Я даже представил себе, каким образом она ему обо всем рассказывала: входила в роль жертвы, выставляла себя несчастной и обделенной жизненными благами, останавливалась на подробностях, чтобы, унижая Гору как бы ненароком, одновременно заставить его еще больше любить ее, дорожить ею и, как это ни странно, жалеть ее, бедную-несчастную.