Читать книгу "Шах и мат - Георгий Олежанский"

— Мне в свое время батя сказал, что дерущихся разнимать ни в коем случае нельзя.

В это время вокруг сцепившихся сомкнулся круг из солдат, находившихся в это время на спортивной площадке. Они с азартом стали скандировать имена дерущихся.

— Это может плохо закончиться, — указывая на толпу, заметил замком отряда.

— Мы разведчики, Лис, — махнул рукой в сторону дерущихся Архангельский, поднимаясь с импровизированной трибуны, — что может быть еще хуже этого?

Замком отряда никогда не понимал командира Архангельского. При всей нелюбви к разведывательно-диверсионным подразделениям он не только не стремился покинуть отряд, но и каждый раз рвался на очередное задание, которые порой бывали весьма опасными, и казалось, что место им скорее на страницах романа, чем в реальной жизни.

— Ты пессимист, Ара, — бросил Лис в спину командиру, удалявшемуся неспешной походкой в сторону штаба.

— Как все закончится, — не оборачиваясь сказал Архангельский, — Рысь отправишь на чистку оружия. А если проиграет, то плюс три наряда вне очереди по кухне.

Как-то после очередного задания, разобрав оружие и приведя в порядок обмундирование, Лис спросил Ару, почему он при всей откровенной нелюбви к разведке, продолжает служить. Архангельский ответил не сразу, призадумался. Но ответ Лис запомнил: «Ты не прав, я не не люблю разведку. Я ее просто ненавижу».

А вот почему, он так и не сказал.

Ломая голову над этим парадоксом Архангельского, Лис провел много бессонных ночей, но так и не нашел причину и засомневался, что вообще когда-нибудь сможет найти.

Толкнув хлипкую дверь штаба 180-й мотострелковой роты, Архангельский неспешным шагом направился к узлу шифрованной радиосвязи.

— Товарищ сержант! — властно окликнул кто-то Архангельского.

Он обернулся. Перед ним стоял одетый в чистую свежевыглаженную форму начальник комендатуры пункта временной дислокации майор Максимов.

— Что вы себе позволяете? — медленно произнес Максимов, осматривая облаченного в пыльный камуфляж пустынной расцветки старшего сержанта Архангельского.

— Что? — безразлично вопросом на вопрос ответил Архангельский, чем еще больше разозлил коменданта.

— Мало того что появляетесь в штабе, так еще и хамите! — брызжа слюной, почти кричал майор. — Гауптвахта по вам плачет!

Архангельский бегло осмотрел коридор: на крики никто не сбежался. Люди предпочитали не встревать, дабы не попасть коменданту под горячую руку, что оказалось весьма кстати для Ары. Подойдя почти вплотную к майору Максимову, он уже собрался хорошенько поддать тому по печени, чтобы урезонить, но тут из двери узла связи выскочил радист с округлившимися от страха глазами.

— Товарищ старший сержант, — выпалил он, — где вы ходите?! Вас уже две минуты требуют!

Молча развернувшись, Архангельский направился на узел связи, оставив ничего не понимающего коменданта в коридоре.

— Это Ара, на связи, — сказал Архангельский в трубку телефона оперативной шифрованной связи.

— Здравствуй, Ара. Это капитан Кривошеев, — услышал он в ответ скрипучий и едва различимый голос, — слушай новые вводные: готовьтесь выдвигаться. Срок на подготовку — два дня. Остальное по плану без изменений. Понял меня?

— Да, товарищ капитан, — ответил Архангельский.

— С богом, старший сержант!

И в сердце Архангельского закралось недоброе предчувствие.

Где-то на территории Республики Афганистан

В глаза ударил яркий свет, практический ослепивший Архангельского. Он инстинктивно зажмурил глаза, дополнительно заслонив их от солнца рукой. Тычок в спину прикладом автомата, и покрытую множеством синяков и ушибов спину пронзила тупая боль. Архангельский, запутавшись в ногах, чуть не повалился на каменистую землю. Он поморщился, плотно стиснув зубы и не издав при этом ни единого звука.

Сколько времени Архангельский провел в затхлом сыром подвале одного из домов неизвестного селения моджахедов, которых в горах было великое множество, он не знал. Попытка определить время, понятное дело, провалилась. Вернее, он отказался от этой затеи буквально сразу: в подвале он не видел ни восходов, ни закатов. Ощущался только пропитанный сыростью мрак и вонь испражнений, пропитавшая воздух этого небольшого помещения.

— Шагай, русская свинья! — бросил на фарси один из конвоиров моджахедов, ткнув Архангельского в спину дулом автомата и издав звуки стрельбы, наподобие тех, которые кричат играющие в войнушку мальчишки, — «тра-та-та-та-та».

И громко рассмеялся.

Сейчас все чувства Архангельского обострились до предела. От тишины, что царила в подвале, любой звук отдавался сонмом переливов в его голове. Чистота воздуха, пусть и пропитанного дорожной пылью, опьяняла сержанта. Архангельский чуть приоткрыл глаза, свет уже не резал их, как в первые секунды, но долго смотреть все же было тяжело. По окружавшим звукам он понял, что идет через село. Дорога уходила вверх, так как для равновесия приходилось переносить центр тяжести чуть вперед.

— Стой! — по-русски крикнул в спину моджахед «тратататальщик».

Все знание русского у афганских моджахедов ограничивалось лишь простым набором слов: «стой», «свинья», «говори», «руки вверх». Примерно таким же набором слов владели все, с кем приходилось воевать русским. Правда, фашисты во времена Великой Отечественной войны пошли чуть дальше: им понадобились также слова «бистро», «водка», «русска баба», «айда сеновал», что отражало их потребности. В отличие от немцев, этим воинам Аллаха такой лексикон был ни к чему.

— Кто? — раздался сверху голос еще одного моджахеда.

«Этот, видимо, на посту», — заключил Архангельский.

— Свои, — ответил моджахед, шедший во главе конвоя, а вот дальше прозвучали настолько странные слова, что Архангельский решил, будто его подвел слух. — Питерс ждет.

Моджахед на посту махнул рукой, показывая, что можно проходить.

Архангельский снова чуть приоткрыл глаза.

Боль, конечно, не прошла, но уже была терпимой. Через узкие щелочки век он различал расплывающиеся фигуры конвоиров.

— Шагай, — бросил тот, что сзади, и снова ткнул Архангельского в спину.

Спина ныла от многочисленных тычков и ударов, которыми сержанта угощали моджахеды с того самого момента, как возглавляемый им отряд разведки попал в засаду и был почти полностью перебит кинжальным огнем. Все тело, казалось, превратилось в один большой ноющий синяк.

Метров через триста конвой снова остановился.

— Питерс ждет, — повторил моджахед, только в этот раз менее уверено, а в голосе его явно слышалась мелкая дрожь, которую он тщательно старался скрыть.

Ответа не последовало, словно некий «Питерс» был каким-то языческим божеством, до прихода ислама процветавшим на территории Афганистана.