Читать книгу "Тени Шаттенбурга - Денис Луженский"

Знание само входило в голову – открывало двери, отыскивало в памяти свой собственный, незанятый еще уголок и устраивалось там по-хозяйски.

Вдруг навалилась усталость. Захотелось прямо здесь и сейчас усесться под облюбованную сосну, прислониться спиной к ровному стволу и хоть ненадолго расслабиться. Ощутить течение соков под корой, вслушаться в пение птиц, почувствовать упрямую силу поднимающегося из-под земли и мохового ковра… grzyb, mushroom, pilz, seta, гриба. Потянуться бы к неукротимому биению жизни, впитать его в себя, насытиться им и обновиться. А потом постепенно охватить это место своим разумом, познакомиться с ним, подружиться, стать его частью. Через два-три дня этот лес примет его, как родного, а через десять дней он сам будет знать здесь каждую тропку, каждую поляну, каждый чистый родник.

Заманчиво, что и говорить, но сперва неплохо бы понять, куда его привела Тропа. Пусть сейчас не ощущается опасности, весь прошлый опыт подсказывает: осторожность не помешает. Отдых может и подождать, сперва – осмотреться, все разведать.

Туман потек навстречу – как всякий порядочный туман, он не пытался удержать идущего, лишь послушно расступался перед ним, деликатно ощупывая призрачными пальцами полы длинного темно-серого плаща. А за спиной путника, почти в самом центре круглой поляны таяло, затягиваясь молочной дымкой, нечто странное и чужое для этого леса: там будто камень кинули в воздух, как в воду, и от места падения шла теперь, медленно затухая, мелкая прозрачная рябь. Проход затягивался, зарастал… Чтобы надежно его закрыть, гостю пришлось потратить немало сил, зато теперь пройдет лишь пара дней – и от прозрачной ряби вовсе не останется следа. Еще бы научиться столь же надежно запечатывать точку входа… Насколько это упростило бы жизнь.

* * *

Направление он выбрал наугад, уверенный, что интуиция его не подведет. И не ошибся: всего через пару сотен шагов ноги вынесли прямо к дороге. Основательно укатанная колея вела через просеку, стены тумана будто обрезали ее с двух сторон. Однако. Руководствуясь все тем же опытом, он готов был встретить признаки жизни самое раннее к полудню. А тут на тебе – дорога. Да еще и наезженная. Обычно чувство пути не подводило, и проход в очередной мир он открывал поодаль от очагов разумной жизни.

Внимание привлек необычный звук, донесшийся из туманной стены слева. Птица? Нет, чуткие уши быстро подсказали: скрипит дерево, вернее – несколько кусков дерева, ритмично трущихся друг о друга. Причем звук приближался, и уже можно было различить вплетающийся в скрип размеренный топот. Если верить собственным ощущениям, то не иначе – повозка едет.

Телега. Именно это слово пришло на ум, когда неизвестный экипаж наконец-то оказался в поле зрения. Обычная деревянная телега, сквозь решетчатые борта которой торчали во все стороны клочья грязно-желтого сена. Скрипучее сооружение о четырех колесах влекла самая что ни на есть заурядная лошадь. Определенно, не самая упитанная из когда-либо виденных им лошадей. Да-да, уже однажды виденных, знакомых, осевших в памяти. Возница подремывал, ссутулившись на облучке, – повод на руку намотал и ушел в мир грез. Человек…

Что ж, с людьми ему встречаться приходилось. Не здесь и не с этими, но приходилось. Люди – не худший вариант. Среди них проще освоиться, их речь хорошо подходит для его связок, и, значит, можно задержаться здесь подольше, чтобы отдохнуть. Даже одежду, возможно, менять не придется, если судить по вознице. Ну, может, слегка странноватыми покажутся местным жителям его плащ и высокие кожаные сапоги – не беда. Небось чужестранцы и здесь встречаются. Впрочем, проверить недолго.

Он неторопливо вышел к дороге и встал на обочине, поджидая телегу и прикидывая, как бы окликнуть сидящего в ней, чтобы не слишком напугать. Помогла лошадь, при виде незнакомца сбившаяся с хода и громко всхрапнувшая. Возница вздрогнул, разом пробудившись, тревожно вскинул голову.

– Тпр-р-ру-у-у!

Приподнявшись, человек всмотрелся в замершую у дороги фигуру. Немолодой уже, за полста перевалило. Лицо суховатое, все в мелких морщинках, торчащие из-под широкополой соломенной шляпы темно-русые волосы тронуты сединой. На плечах какая-то потрепанная хламида неопределенного цвета и возраста. Ноги так и вовсе босые. И не холодно ему?

– Эгей, – окликнул между тем возница, опасливо сверкая глазами из-под шляпы. – Кто таков будешь, добрый господин? И куда путь держишь?

Чужой язык – не проблема для истинного странника. Если ты сумел объясниться в паре сотен миров, сумеешь объясниться везде. Звуки услышанной речи вошли в голову, что-то сдвинули там внутри и, пройдя через рассудок и то, что у каждого разумного властвует над рассудком, преобразовались в слова ответа:

– Я простой путник. Иду куда глаза смотрят. А смотрят они на эту дорогу.

– Сталбыть, в Шаттенбург, – возница, видя спокойствие незнакомца, похоже, и сам немного успокоился, и даже руку убрал с топора, что лежал сбоку в телеге. – Ну, коли так… садись уж, чего ноги зря топтать.

– Благодарю. Да только надо ли мне туда, еще не знаю. Что за город?

– Видать, ты издалека будешь, господин. Шаттенбург – большой город, там народу пять тыщ душ живет. То мне мельник Воган сказал, а уж он-то языком зря трепать не станет, мельник-то. В Шаттенбурге и дома каменные о двух этажах, и даже ратуша своя. И церкови там тоже каменные. А уж торгового люду съезжается на ярмарку – не протолкнуться. Шаттенбург это… Шаттенбург! Во!

Возница многозначительно поднял вверх правую руку и проткнул указующим перстом туманные пряди.

– Так едешь, добрый господин?

Что ж, пусть будет Шаттенбург. Он обошел телегу сбоку и уселся на борт.

– Как звать-то тебя, господин?

В голове немедленно возникло множество вариантов… Великая Дорога, сколько же здесь языков! Он поколебался, выбирая.

– Перегрин, – представился, наконец. – Так меня зовут. И для тебя я, пожалуй, не господин.

– Ну, коли по-простому желаешь, тогда я Клаус. Платы с тебя, приятель, за извоз не попрошу, но вот ежели ты мне кружку пива в «Летучей рыбе» поставишь… кхе-кхе…

– Отчего же не поставить, – улыбнулся новоявленный Перегрин. – Поставлю и пару. Хорошему человеку не жалко.

– Ну тогда держись, почтенный, мы еще до полудня на месте будем! Н-но, кляча!

Возница хрипло крикнул, дернул вожжи, и воз, отчаянно скрипя, затрясся по неровной колее навстречу туману и ждущему где-то там, впереди, городу Шаттенбургу.

* * *

В глубине леса, посреди маленькой круглой поляны медленно затухала разбегающаяся от «падения камня» прозрачная рябь. Грибник или охотник, случись им выбрести сюда в поисках добычи, едва ли смогли бы хоть что-то приметить. Впрочем, еще на подходе они почувствовал бы себя неуютно и, не задумываясь, почему это делают, обошли бы светлую полянку стороной.

Воздух вдруг всколыхнулся, треснул разорванной простыней, из прорехи, ведущей в никуда, ударили серые полупрозрачные струи – там, где они коснулись травы, зелень темнела и скукоживалась, точно опаленная невидимым пламенем. Что-то выглянуло оттуда – из мутного клубящегося ничто, окинуло туманный лес пронзительным взглядом и внезапно рванулось наружу, силясь выйти, выбраться, словно дитя из материнской утробы. Клубящееся ничто не пустило, вцепилось, потащило назад. Над поляной пронесся длинный протяжный стон. Миг – и серые струи все до единой втянулись обратно, прореха исчезла, заросла, как не было ее вовсе. И снова лишь слабое марево дрожало в холодном утреннем воздухе. Едва заметное и тревожное.