Читать книгу "Мой папа – Мюнхгаузен (сборник) - Юрий Вийра"

– Не знаю.

– Его похитил Снежный человек. Схватил в охапку и утащил к себе в пещеру.

– Зачем он его похитил?

– За своего принял. Снежный человек волосатый, и мой сосед был заросший – в парикмахерскую он ходил раз в год…

– А-а, папочка, теперь я понимаю, куда ты клонишь!

– Да, дочка, тебе пора подстричься. Ты же не хочешь, чтобы Снежный человек принял тебя за Снежную девочку и уволок в тёмную и сырую пещеру?!

– Не хочу. Но стричься тоже не хочу. Мечтаю отрастить косу, как у Маши Медниковой.

– Я не возражаю. Но можно я тебе сегодня хоть чёлку подстригу – глаз уже не видать.

– Ладно, стриги. Папа, а вы правда покорили эту вершину?

– Разумеется. Посмотри на глобус и увидишь рядом с Казбеком третьего «Б» пик – так с тех пор называется эта гора. А годом раньше поднялись на Эверест. Это 8848 метров над уровнем моря! Знаешь, как ЭВЕРЕСТ расшифровывается? ЭВелина, ЕРмолай, Елена и СТепан.

Эти ребята из нашего второго «Б» первыми поднялись на высочайшую вершину мира.

– Папа, покажи пальцы!.. Всё ясно. Между прочим, я тоже пальцы скрестила, когда сказала, что разрешаю тебе подстричь челку. Мама сделает это лучше. Вот!

О папиной памяти и маминых туфлях

– Папа, скажи какую-нибудь пословицу.

– Русскую?

– Да любую, хоть африканскую.

– Африканскую так африканскую: «Слово не муравей, вылетит – не поймаешь».

– Не муравей, а воробей.

– В нашей пословице воробей, а у африканцев муравей, понимаешь?

– Не понимаю. Муравьи же не летают.

– Не летают рабочие муравьи, а самки и самцы ещё как летают. Я прекрасно представляю себе такую картину: я стою посреди Африки, опёршись на копьё, полуголый, чёрный от загара, и вижу, как из высокого термитника вылетает облако муравьёв-термитов.

– Как ты можешь это представить – ты же никогда в Африке не был?

– А мои африканские предки?!

– Папа, африканский предок был у Пушкина – арап Петра Великого.

– А где человек произошёл от обезьяны? В Африке. Так что африканские предки есть у каждого. Время от времени в моей памяти возникают картины из африканской жизни и слышатся какие-то непонятные африканские слова: «Конго… Браззавиль».

– Почему непонятные?! Конго – это государство в Африке, Браззавиль – его столица.

– Вот видишь? Я не был в Конго, а знаю.

– А как по-африкански «здравствуйте»?

– Сложный вопрос. Во-первых, в Африке множество племён и народов, и говорят они на разных языках и наречиях…

– Папа, не увиливай!

– Ладно, сейчас напрягу память и вспомню… Тере, тере, вана кере.

– Папа, мне кажется, это по-эстонски или по-фински.

– Да ну?! Ура! Я вспомнил язык моих финских предков.

– Папа, по-моему, ты его никогда и не забывал. Что значит это «тере, тере, вана кере»?

– Здравствуй, дорогой.

– Папа, почему ты скрестил пальцы? Это какое-то неприличное выражение?

– Нет. По-эстонски это значит «привет, привет, старикан». Однажды я пошутил. Я тогда ещё жил в Санкт-Петербурге и работал на радио журналистом. Мои коллеги собрались на автобусную экскурсию в Таллин. И несколько женщин попросили, чтобы я научил их эстонским словам: «здравствуйте, до свидания, спасибо, как пройти на Ратушную площадь» и так далее. Я написал эти выражения русскими буквами, и женщины их заучили…

– И они так в Таллине со всеми здоровались: «Привет, привет, старикан»?

– Точно. А моя начальница спросила у первого встречного эстонца дорогу к универмагу. Он привёл её к парикмахерской. Она удивилась: «Зачем мне парикмахерская?» Эстонец пожал плечами и сказал с акцентом: «Вы говорить: „Кус он юксур? Ма тахан хабет яада“. Где парикмахерская? Я хочу бороду брить».

– И что она с тобой сделала?

– Да ничего. Только шумела: «В чем я пойду на работу? Это мои единственные туфли, которые подходят к шерстяному платью!»

– Папа, какие туфли?! О чём ты говоришь?

– О твоей маме. Сегодня утром она тут бушевала, когда обнаружилось, что ты пошла в школу в её туфлях. Я тебе говорил: не надевай!

– Но я была уверена, что она сегодня дома.

– А её вызвали на работу. Пожалуйста, не делай этого больше.

– Хорошо. Но можно, я надену завтра в театр её коричневую кофточку, которую подарили на Новый год? По-моему, завтра вечером мама никуда не собирается. Поговоришь с ней, а?

– Ой, не знаю, не знаю…

О глазомере и смекалке

– Папа, как пишется: «неслись» или «нислись»?

– Через «е», конечно. От слова «нёс». Что ты пишешь?

– Упражнение по русскому. Надо вставить пропущенные безударные гласные. «Уже неслись мимо стаи перелётной птицы». В скобках: «по Мамину-Сибиряку».

Папа вздохнул:

– Ясное дело. Устали перелётные несушки. Уже мимо неслись, мазали.

– Папа, ты не понял. Они просто летели быстро.

– Шучу. Я вспомнил, как в армии служил. Сначала нас спросили, у кого была своя машина. Я сказал: «У меня». А у меня, правда, в детстве была машина. Такая маленькая, с педалями. Она до сих пор на даче в сарае лежит. И меня назначили военным шофёром. Дали самую настоящую машину, большую, защитного цвета. КамАЗ называется. Там тоже были педали. Я жал на них по очереди и на скорости сто километров в час въехал в могучий дуб. Командир полка посмотрел на разбитую машину, почесал в затылке: «Да, всмятку!» – и перевёл горе-шофёра в повара. Выдали мне полевую кухню – такую печку на колёсах – и лошадку смирную. Она эту кухню возила. И вот однажды начались штабные учения. Еду я на печке по дороге, и вдруг – бац! – что-то меня по голове стукнуло. Хорошо, я в каске был – на учениях все в касках ходят. Огляделся по сторонам – ничего, голые поля – дело было осенью. Посмотрел в небо, а там, прямо над дорогой, летят строем гуси и несутся один за другим. Прицельно несутся, не промахиваются – у меня уже вся каска в желтке и в ушах звенит. Яйца-то у гусей побольше и потяжелее, чем куриные. Я рассудил: «Зачем добру пропадать?» Подбросил в огонь полешков, поставил на печку самую большую сковородку, плеснул подсолнечного масла, подстегнул слегка лошадёнку, и – бац, бац, бац – яйца забарабанили по сковородке, я только успевал скорлупу выуживать. Штабу яичница очень понравилась, и меня наградили медалью. По кругу медали шла надпись: «За отличный глазомер и смекалку, проявленную на штабных учениях такого-то года». И ещё там была выгравирована целая картина: пригнувшись, идут в атаку пехотинцы, мчатся танки, летят самолёты, кружатся вертолёты, а командир полка, стоя на пригорке, руководит учебным боем. Чтобы всё это изобразить, понадобился целый пуд меди. Я носил медаль на шее на кожаном ремне – любая орденская лента сразу бы порвалась…