Читать книгу "России ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов"

– Вот не хочу, поверишь, в тот рай! Окунуться в первобытнообщинный строй, деградировать мышлением?

Вот если бы они одарили меня напитком, который смог бы и жажду утолить, и снять напряжение, тогда, может быть, я смог бы высадиться в их красивую преисподнюю, – произнес Леха банальное с видом мудреца, изрекшего нечто важное, при этом подразумевая что-то другое, более существенное, недоступное для понимания окружающих.

Мне показалось, насколько я знал его, он перешел в философию высокого порядка – на этот раз я ошибся.

– Ты как считаешь, какие ощущения от прикосновения к той, – он кивнул на берег, – черной коже? Она может возбуждать или…? – призадумался на полном серьезе Леха.

– Ты совсем недавно честил Толика «Белиберду» по части женщин, а сам в «ту же степь»? – прервал его я.

– Толик – известная крайность: там слепое устремление, причем до судороги, коллекционирование, если хочешь, навязчивый невроз, а это диагноз. Я копаю мельче: мне бы погладить по спинке цивилизованную «черную обезьянку». С беленькими «мартышками» у меня получается одна игра – в поддавки. Ос-то-чер-тели! Попадаются или пьющие – сам не прочь, или до откровенной дрожи желающие отвести меня в ЗАГС. Ты ведь меня знаешь: дай мне смысл – капля в рот не попадет, кроме холодного хлебного русского кваска по рецепту моей бабушки, да и то лишь в жаркий полдень. Я любить могу всерьез и навсегда. Потаскушество, портовые дешевки – обрыдло все.

Периоды полного пересыхания у него действительно происходили: он временами ожесточался окружением, становился нелюдимым, странно для любителя застольных увеселений уходил в себя. Такие периоды заканчивались стопкой рукописных стихов. Правок не было – писались они не напоказ, для самовыражения, на одном дыхании, взрывом исступленного сознания.

Просто, как уходят в ларек за хлебом,

Не выпив даже рюмки водки на прощанье

залпом

Мы потянулись рассветами поблекшими…

Стихи читались без натяга – в них сочетались есенинская грусть, с примесью колесного цыганского, слегка вульгарного налета, с желанием скрыть свою оплошность таборным задором – в итоге распахнуть страдающую, мятущуюся душу.

– Погладить, слышишь? В Коломбо я катался на слоне, держался за его спину – скорее всего, ощущения разделятся между кожей слона и, наверное, носорога? Слышал, у носорога кожа довольно нежная.

Я посмотрел на часы: времени оставалось хлебнуть чая и съехать на поручнях в огнедышащий зев машинного отделения по штатным местам.

Леха недовольно отмахнулся от меня, но поднялся. Я мельком окинул берег – он опустел, пальмы понуро отбрасывали тень на затихшее поселение. Смуглым рабочим жара не препятствовала – над местом работ растянули камуфляжный полог. Глухие удары по металлу перемежались вспышками электросварки, искры веером сыпались в воду. Черные рожицы рабочих дружелюбно белели оскалом улыбок. Без праздных остановок работа кипела круглые сутки. На исходе недели аккуратная заплата легла на место пробоины, обозначив некрашеной частью носовую часть судна. Плавкран без задержек мягко отвалил от борта – сложилось впечатление о существовании серьезного технического конвейера, довершая наши преждевременные мысли о несостоятельности возможностей на задворках африканской цивилизации. В тот же день другая бригада чернокожих рабочих зависла на беседках за бортом. Покрасочные катки переходили из рук в руки – хватило пяти дней. Свежий ярко-зеленый глянец на матовом фоне старой, потертой льдами и солью океанов краски, бросал зайчики на гладь бухты. Судно стало на ровный киль – так скоро заканчивалась наша «Илиада». Рискованное плавание после получения коварной пробоины во льдах Антарктики, перестой и маневрирование в поисках спокойного маршрута – все осталось банально позади.

За все время ремонта вода в лагуне не колыхнулась даже от малейшего ветерка – зеркальная гладь нарушалась в отдаленной от нас части выступами рифового образования во время отлива. Ни зимы тебе, ни капризов межсезонья – чем не райская жизнь.

В ожидании предстоящей вахты в группе других моряков свободных от вахт и работ, Леха чесал язык на кормовой палубе. Подобной манерой Леха привлекал внимание – он обожал всеобщее внимание. Каскад неологизмов с соленой присыпкой смешил окружающих. Вахта и одиночество его угнетали. Когда из него лился поток красноречия, я понимал его крайность: напряженное внутреннее состояние – для него выпивка-то и служила спасительной стройкой из омута одиночества. Неожиданно за спиной, знакомый всем тенор, прервал монолог Лехи. Помполит, в сравнении с другими декоративными фигурами – неглупый от природы и влиятельный в судовой иерархии, располагал прогрессивным нестандартным мышлением, тем не менее, он оставался «Помпой».

– Леша, есть шанс покрасоваться в словесном жанре перед необычной аудиторией, – проткнул он стрелой внезапной реплики, как бы невзначай, витиеватую речь Лехи.

Некоторое время молчал, интригуя вопросом.

Исхудавший от жары Леха, похожий на бойцовского петуха, шевельнул выразительным кадыком, готовый к подвоху.

– Сколько потребуется времени, чтобы освежить ваши вокальные данные? – обратился Помпа ко мне.

– Лично я на вахте в котельной их освежаю каждый день, – не понимая сути вопроса, отшутился я.

– Прекрасно, парни. Есть очень заманчивое предложение обменяться фольклорами с местным населением на берегу. Мы все устали от напряжения и заслужили больше, чем просто отдых. Представитель Регистра прибудет только через три дня.

Онемевшего было Леху понесло.

– Оно, конечно, заманчиво. Я могу по-цыгански, можно на украинском, с английским тоже в дружбе, 3-й помощник Автандил Долидзе поможет с грузинским. Извините, какой из перечисленных языков может стать языком общения? Упустил: я могу еще кричать павианом, неплохо освоил звук предостережения об опасности.

Леха без остановки выдал душераздирающий горловой звук.

– Аборигены замешкают, а наши разбегутся, в случае, если нас захотят съесть. Участь Кука нас не прельщает.

Помпа терпеливо выслушал – он хорошо знал замороченные репризы Лехи. Собственно, знали все, как мог тот на пустом месте сделать шутку, ловко лавируя вокруг запретных околорасовых тем. Я ткнул Леху в бок, обычно я так урезонивал расшалившегося Леху. Не желая того, попал под больное ребро.

– Люди закисли в ожидании перемен – страшно вспугнуть интересную инициативу, – простонал Ле-ха.

Помпа встал с видом честно исполнившего свой долг.

– Итак, я настаиваю, о возможностях и готовности самодеятельности сообщите. Влиятельный племенной вождь через своего представителя просил посодействовать в этом. Его дочь – красавица Унку-лункулу окончила университет им. Патриса Лумумбы в Москве – уверен: она окажется наилучшим переводчиком в нашем общении. Не придется нашему Алексею напрягаться в подаче текста, будет шпарить, как привычно, может крикнуть павианом или блеснуть знанием цыганского сленга. Просили песен, русских песен, народных песен.