Читать книгу "Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч"

Доктор Фоули развернул кресло и посмотрел на Алана.

– В последнее время какие конкретно у вас жалобы?

Алану не нравилось, когда врач смотрел на экран монитора, но лучше уж так, чем испытывать на себе подобный взгляд: словно доктор смотрит внутрь него, Алана, и видит такое, о чем Алан предпочел бы не знать. Что же он там разглядел?

– Это чувство, эта паника – у меня такое уже было в молодости. Чувство одиночества, словно кошмар, будто я один во всей Вселенной. Мне чего-то хотелось, но чего именно – я понять не мог. Через несколько месяцев все прошло. Теперь все опять вернулось. – Он выжидательно помолчал, но доктор Фоули никак не отреагировал: похоже, он вообще не слушал своего пациента. – Это случилось, когда я учился в колледже. Я думал, что в таком возрасте у всех бывает нечто подобное. Теперь же я думаю, что у меня кризис среднего возраста. Я понимаю, это звучит глупо…

– М-да, я вижу, что лекарства вам не помогли. Советую вам проконсультироваться у другого врача.

– Что вы имеете в виду?

– У врача, с которым вы могли бы поговорить. О том, что чувствуете.

– Так вы считаете, проблема у меня в голове?

Он тут же увидел себя в образе безумца с диким, искаженным гневом лицом, а чувства, которые он так старался не выпускать наружу, неожиданно высвободились и захватили над ним власть.

– Результаты могут быть весьма впечатляющими.

– Психиатр мне не нужен!

– А вы попробуйте, – предложил доктор Фоули. – Если не поможет, вы ничего не потеряете.

– Мне это не по карману.

Доктор Фоули начал что-то набирать на клавиатуре.

– Я выпишу вам направление, и ничего платить не придется. Ехать, правда, далековато, но там прекрасная команда специалистов. Они сами с вами свяжутся и назначат дату первого сеанса. Оттуда и будем плясать.

Прозвучало это очень мрачно. Алан всего-то и хотел от доктора Фоули, чтобы тот выписал ему новое лекарство, от которого бы все лишние чувства ушли, – нечто наподобие пятновыводителя, после которого одежда становится как новенькая. Он приложил ладонь к груди, прислушиваясь к болезненным толчкам сердца. Он просто хотел быть обыкновенным человеком и вести обыкновенную жизнь.

Есть одно место, откуда все видно, но сам остаешься незамеченным: ты стоишь, приложив глаз к дыре в заборе. Сейчас перемена, они потоком выливаются из классов и бегут по двору. Мальчики и девочки, совсем маленькие и постарше, худые и толстые. Черные, шоколадные, розовые, светловолосые, темноволосые, с волосами самых разных оттенков. Некоторые уже почти взрослые: прыщеватые мальчишки, неуклюже переставляющие длинные ноги, и девочки, у которых из-под толстой зимней одежды уже проглядывают бутоны будущей груди, – они совершенно не годятся. Но есть среди детей и совсем маленькие; судя по их виду, они только-только оторвались от маминой юбки, у них тонкие ножки и высокие голоса. И вот за ними-то и стоит понаблюдать.

На школьном дворе накрапывает дождь, собираясь на земле в лужи. В паре футов от забора маленький мальчик, стриженный под ежик, с разбегу прыгает в лужу, и, когда во все стороны разлетаются брызги, его лицо расплывается в улыбке. В уголке стоит девочка: ее светлые волосы завязаны в косички почти на самой макушке, а толстые стекла очков запотели от влаги; засунув в рот большой палец, она молча смотрит на других школьников. Две миниатюрные азиаточки держатся за руки. Приземистый белый мальчик бьет ногой худого негритенка и убегает. Сбившиеся в стайку девочки перешептываются, сплетничают, хихикают и бросают по сторонам убийственные взгляды.

Но все они – лишь жалкая толпа. Ни один из них не выделяется. Пока еще нет. Надо набраться терпения и не спускать с них глаз.

Глава 4

В два часа дня Фрида покинула помещение, которое арендовала на третьем этаже многоэтажного здания, и направилась к своему дому, расположенному всего лишь в семи минутах ходьбы, если двигаться проселочными дорогами, прятавшимися за автомагистралями мегаполиса. В паре сотен ярдов находилась Оксфорд-стрит, полная шума и суеты, но здесь царило уединение. В лучах слабого ноябрьского солнца все казалось серым и невыразительным, словно на рисунке карандашом. Она прошла мимо магазина электротоваров, где покупала лампочки и «пробки», мимо газетных киосков, работающих круглосуточно, мимо тускло освещенной бакалейной лавки, мимо невысоких жилых зданий.

Фрида замедлила шаг, лишь подойдя к своему дому, где ее охватило привычное чувство облегчения, – она всегда испытывала его по возвращении домой, когда закрывала дверь, отгораживаясь от внешнего мира, и с наслаждением вдыхала запах чистоты и безопасности. Три года назад она увидела этот дом и сразу же поняла, что непременно должна его купить, несмотря на тот факт, что он долгие годы стоял заброшенным и казался унылым и не на своем месте: слева его сжимали уродливые гаражи, а справа – муниципальное жилье. Но сейчас, после того как его привели в порядок, все в нем было на своем месте. Даже с закрытыми глазами она смогла бы найти любой предмет, даже остро заточенные карандаши на письменном столе. В прихожей, стоит руку протянуть, наткнешься на большую карту Лондона и крючки для верхней одежды. А в гостиной, окном выходящей на улицу, на неструганых досках пола лежит ковер с густым ворсом; по бокам открытого камина, который она разжигала каждый вечер с октября по март, стоят мягкое кресло и уютный диван. У окна – столик со столешницей в виде шахматной доски: единственный предмет мебели, перешедший ей по наследству от прежнего владельца. Домик был узкий, шириной лишь в одну комнату. Крутая лестница вела на второй этаж, где находились спальня и ванная, а еще более крутая – на третий этаж, полностью отведенный под кабинет: с покатым потолком и слуховым окном, у которого стоял стол со всеми принадлежностями для рисования. Рубен называл ее дом берлогой или даже логовом (а ее саму – драконом, не пускающим людей внутрь). Там и правда было довольно темно. Очень многие, покупавшие аналогичные дома, пробивали стены и вставляли дополнительные окна, чтобы впустить свет и воздух; но Фрида предпочитала укромные, замкнутые пространства. Она выкрасила стены в насыщенные оттенки глубокого красного и бутылочно-зеленого цветов, и даже летом в доме царил полумрак, создавая впечатление полуподвального помещения.

Фрида подняла корреспонденцию с коврика у дверей и положила на кухонный стол, даже не взглянув на конверты. Она никогда не вскрывала почту среди дня. Иногда она забывала о ней на неделю или даже больше, пока ей не начинали звонить с претензиями. И запись на автоответчике она тоже не проверяла. Вообще-то, она и автоответчик только в прошлом году купила и до сих пор упрямо отказывалась приобретать мобильный телефон, к искреннему недоумению окружающих, считавших, что сегодня жить без мобильного просто невозможно. Но Фрида хотела иметь возможность убежать от бесконечного общения и требований. Она не хотела срываться с места по первому свистку, и ей нравилось отключаться от срочных и пустых дел этого мира. Когда она оставалась одна, то предпочитала проводить время в настоящем одиночестве. Ни с кем не вступать в контакт и плыть по воле волн.