Читать книгу "Внутри женщины - Тамрико Шоли"

– Все шутишь, – Кристина налила нам чай в плотные пластиковые стаканчики.

– Это мое единственное оружие против… да против всего, в принципе. Когда случилась эта история?

– Четыре года назад. Я возвращалась домой после работы. У нас довольно тихий двор, без скамеек возле подъездов, поэтому часто там мало людей. Я думала про договора, которые мне нужно было подготовить на следующий день. Так что ночь мне предстояла бессонная. Правда, я тогда не подозревала, что совершенно по другому поводу.

Чай успел настояться и был на удивление вкусным. В нем сильно читался бергамот, который мне так нравился. Вокруг нас не было ни души, и я легко оказалась в прошлом Кристины.

– Уже у самого дома я заметила мужчину. Он шел с противоположной стороны в мою сторону. В черной куртке и джинсах. Ничего в нем не было необычного. Случайный прохожий. И только почти поравнявшись со мной, он внезапно остановился. Я не обратила на это никакого внимания. А он… он сначала застыл, а потом сделал два больших шага по направлению ко мне. Я обернулась. Он молчал, но его глаза… – Кристина поставила стаканчик на скамейку. – Его брови сошлись на переносице, а глаза так пристально смотрели на меня. Никогда прежде я не видела такого взгляда. Он приоткрыл рот, а я, испугавшись этого полоумного, странного незнакомого мужчину, быстро забежала в свой подъезд. Откуда мне было знать, что я была последней, кого видел этот мужчина.

– Нас с детства приучали не разговаривать с незнакомыми. Это наша ментальная привычка – убегать от людей.

– К сожалению, да. – Кристина была красивой девушкой. С «гулькой» русых волос на затылке, густыми бровями и яркими зелеными глазами. Впрочем, может ли казаться некрасивым человек, которого в действительности заботит жизнь других людей? – Я пришла домой, разулась и занялась своими делами. Спустя какое-то время, наверное, полчаса или час, я зачем-то выглянула в окно. То самое, из которого выход во двор. Этот мужчина лежал на земле, а вокруг него были какие-то люди. Человек пять. И тут я впервые подумала, что ему было плохо. Я накинула кофту и выскочила во двор. Одновременно со мной приехала и «скорая», которую вызвал кто-то из стоящих. Мужчину быстро погрузили на носилки и увезли. Сказали, что он умер и это был инсульт. Кстати, тогда тоже была осень.

Я любила осень, больше, чем саму себя. С ее влажными листьями, силуэтами пальто, звуками распахнувшегося зонта и горячим глинтвейном. Летом я не умею быть счастливой, мой год официально начинается с приходом сентября. Но у Кристины была своя, совсем не похожая на мою, осень.

– С этого все началось?

– Да, но не сразу. Милосердными ведь не рождаются, ими становятся. Потому что нам в детстве ничего не рассказывают. Ничего из того, что действительно важно. Если бы мне в детстве кто-то внушил то, что незнакомые мужчины могут не только насиловать и грабить, но и просить о помощи, этот парень, возможно, сейчас был бы жив.

Синдром закрытых дверей. Именно такой диагноз я щедро ставила практически каждому ныне живущему. Уставшие от несовершенства мира, мы превозносим себя до лика святых мучеников и запираемся в этом личном алтаре от окружающих. Каждый нововстречный автоматически маркируется как «чужой», когда это так просто – сказать чужому человеку «будьте здоровы». Но несовершенство мира, тяжелые пакеты и мантра «это не мое дело» делают нас немыми.

– Ты, наверное, запомнила его глаза.

– Да. Я потом долго не могла уснуть. Договора не писались, я думала о том, почему испугалась и не спросила, нужна ли ему помощь. Ведь это было так просто. Так просто. А в его глазах было совсем не бешенство, а страх смерти и просьба о помощи. Ему было плохо, и он не мог из-за этого говорить. Представляешь, человек умирал, а я побежала в подъезд?

Я пожала плечами.

Есть такая притча. Умер мужчина и попал на небеса. Там Бог предложил ему самому выбрать, в какую дверь заходить – рай или ад. «Но как же я смогу принять такое решение?» – «Вспоминай свою жизнь», – ответил Бог. «Пять лет назад я не спас человека, который тонул в реке. Наверное, мне в ад». – «Но этот человек должен был через год сбить на своей машине троих детей. Так что все сложилось хорошо». – «Да? Отлично! Ведь еще год назад я помог женщине донести сумки, и она успела на поезд». – «И этот поезд потом сошел с рельс, а женщина погибла». – «Господи, как же я тогда решу, куда мне идти?» – «Легко. Только судить надо не по своим поступкам, а по своим намерениям».

Комментарии излишни, ведь Бог, как всегда, прав.

– Ты до сих пор себя винишь?

– Если честно, то да. Особенно теперь, когда я понимаю, как много можно изменить, если вести себя по-другому. Если быть более внимательными.

– И как много?

Кристина улыбнулась. Похоже, я прикоснулась к ее самой любимой теме.

– На следующий день на меня накричал начальник, договора пришлось отправлять с задержкой, и я забыла про погибшего мужчину. А через несколько дней подруга предложила поехать с ней в детский дом – отвезти подарки и пообщаться с детьми. Я никогда не думала о чем-то подобном, об интернатах знала только из фильмов. Мне виделось, что там все дети голодны и бедны. Я боялась, что не выдержу этого и расплачусь. И именно поэтому решила согласиться: мне казалось, я таким вот способом искуплю свою вину перед тем мужчиной.

– Давай угадаю: ты подсела сразу же?

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Я действительно знала, какой силой обладают детские дома и интернаты.

Впервые я попала в небольшой сельский детдом несколько лет назад. В феврале, после очередного неудачного романа с мужчиной. Мое сердце ныло, шел мокрый снег, мы ехали в холодном автобусе, доверху наполненные фруктами, сладостями и гуманитарной помощью. Рук не хватало: каждый из нас нес по три-четыре пакета. Замерзшая, я стояла перед детьми и пыталась улыбаться. Я не знала, что им говорить и как себя вести. Мне казалось, что передо мной стоят самые несчастные в мире создания, и я должна одним словом повернуть их жизнь к лучшему. Принять решение я не успела: три девчонки начали крепко обнимать меня и спрашивать о том, как меня зовут, чем я занимаюсь, какая музыка мне нравится. Я была шокирована такой откровенной и повышенной тактильностью от чужих людей, пусть и детей. У них абсолютно отсутствовал кинестетический барьер, они могли трогать, прикасаться, гладить по волосам, брать за руку, целовать и все это – бесконечно. И было им три года, семь или тринадцать – их пальцы держали меня так крепко и по-настоящему, как младенцы хватаются за одежду или волосы мамы в первые месяцы жизни. Для меня, человека, выросшего в стандартной полноценной семье с отцом и матерью, такая тактильность – практически шок. Мы уезжаем из родительского дома, живем сами или со своим мужчиной, но постепенно забываем, как это – прикасаться без цели, без стремления соблазнить этого человека или влюбить в себя. Гладить кого-то по волосам и протягивать ему руку – просто так. Просто потому, что вы сейчас рядом. Прикосновения – как альтернатива словам.