Читать книгу "Виктор Суворов: исповедь перебежчика - Дмитрий Гордон"

— Как в таком случае можно было проконтролировать, что они тратят на резидентуру, что на карманные расходы, а что с целью личного обогащения от Центра утаивают?

— Угу-угу. Дело в том, что, как только я прибыл в Женеву, мне сразу же дали листочек, куда мог вписать (то есть взять под расписку) сколько угодно денег. Сколько угодно!

— Сто тысяч франков, к примеру, мог получить?

— Нет — в то время две тысячи швейцарских франков были приличной суммой. Семьдесят четвертый год, Господи! — наверное, целый век назад это было, в прошлом тысячелетии. Так вот, я могу взять необходимое мне количество денег, а по окончании месяца финансовый отчет составляю. Статья первая. Она была по агентуре: кого-то встретил, кому-то что-то там.

— Иными словами, оплата агентов…

— Ну да. Записал. Статья вторая — это по знакомым. Он еще не агент, но любая разработка требует расходов, и туда я все это включаю.

— Чай, кофе, потанцуем?..

-... потом машина. Допустим, с кем-то увидеться собираюсь — ну вот представь, что я Джон Ланкастер.

— …Пек…

— и перед каждой встречей пишу план. Там же, в резидентуре, три уровня подчинения. Я, оттого что неопытный, молодой и зеленый, напрямую подчиняюсь заместителю резидента. Если кого-нибудь вербанул и пошел, пошел, перехожу уже в ведение резидента, то есть он лично мне говорит: «Стой там!», «Отойди, тут серьезные вещи!», а если чуть-чуть маху дал, командует: «Кыш туда, снова на низший уровень!».

Если отлично себя зарекомендовал, становлюсь заместителем резидента и уже сам веду нескольких молодых салабончиков (прошу прощения за мой французский язык). Работаю нормально, но после каждой встречи (допустим, с каким-то китайцем я познакомился) отчитываюсь, что с таким-то мы, например, позавтракали. Не могу же я написать, что потратил на это тысячу франков.

— Разумеется, но чуть-чуть приписать было реально?

— Вполне.

— Немножко на одном китайце, капельку на втором…

— Это правда, но тогда их нужно много иметь. Короче, если успешно действуешь, внакладе никак не останешься — вот что я имею в виду.

— Хорошо, а разве за счет оплаты резидентуры поправить свое финансовое положение было нельзя? Заплатил, к примеру, агенту тысячу франков, а в отчете указал — две: кто проверит?

— Это легко проверялось, и, если схватили бы за руку, очень, очень и очень нехорошо бы пришлось.

— Ну что — убили бы?

— Не пощадили бы точно. Пойми: для офицеров зарубежная командировка длилась три года (за исключением резидентов, которые там могли находиться бессрочно). Отбыв положенное время, я свою агентуру передаю следующему товарищу, который у меня принимает дела, и он может покалякать с моим мужиком по душам: «Слушай, а тебе тут пять тысяч платили.». Тот удивится: «Что-то не припоминаю такого.».

— Понятно…

— На этом можно было крепко попасться, поэтому лично я не мелочился. Не случайно же после того, как отбыл командировку, мне четвертый добавили год, а потом — в качестве особого исключения! — на пятый оставили, и что бы там ни говорили: мол, плохо работал, такой-сякой, — это только слова. Чтобы командировку продлили, нужно было иметь много друзей, ведь если у тебя один, два или три друга, за тобой легко уследить, а когда их десятки, контрразведка в растерянности. Она, разумеется, понимает, что один из них транслятор, но кто?

— «Все крупные шпионские скандалы, — сказал ты в одном из интервью, — связаны с банальной продажей агентуры».

— Подтверждаю.

— А как вообще вербуют людей? Что это за наука?

— Это не наука — искусство (Смеется.).

— Ты сам-mo многих завербовал?

— Этот вопрос мы, с твоего позволения, без ответа оставим, потому что меня сразу же обвинят: сдает, мол, налево-направо. Да, вопрос поступил, но пропущен он мимо ушей — я это не обсуждаю, потому что никого не предал и никто меня в этом уличить не может. Если кто-либо утверждает: «Он сдал агентуру», отвечаю: «Ребята, Особого совещания здесь нет, тут нельзя ухватить человека и на “Дальстрой” отправить. Если бы я кого-нибудь сдал, вспыхнул бы шпионский скандал: кого-то бы точно судили, а если бы никого не вербовал и с агентурой своей не работал, три года продержаться в Женеве не смог бы — тем более четыре, и даже пять.».

— Ну, хорошо: вербовка — это не наука, а искусство. В чем же оно заключается?

— В том, чтобы кого-то привлечь на свою сторону. Что для этого нужно? Для начала вникнуть в его мир, найти какую-то слабину. Это как рыбная ловля где-нибудь на Днепре: сидишь, удочку с червячком закинул.

— …и рыбку поймал?

— Точно. Подсек, а он такой большой, толстый карась. Вытаскиваешь его (Якобы наматывает на катушку спиннинга леску.) и — раз! — на сковородку!

«Вербовка — это как отношения мужчины и женщины, только ее цель — не интимная близость, а привлечение на свою сторону»

— Ты можешь, посмотрев на человека, сразу определить, завербуешь его или нет?

— Да, разумеется. Вот, Дима, самая первая лекция в академии — выходит матерый зубр и говорит: «Ребята, начнем с того, что разведка — это добывание сведений о противнике. Их можно получить только через агентуру, потому что если, допустим, летит спутник, он видит лишь то, что происходит сейчас, а нам нужно то, что будет происходить завтра, и через год, и через десять лет. Со спутника это не разглядишь, хоть расшибись, значит, нужно вербовать агентуру. Поднимите-ка руку, кто хоть когда-нибудь людей вербовал?».

Все глазами его едят: ты что, мол, начальник? Он соглашается: «Ладно, давайте с другой стороны зайдем. Вот приглянулась мужчине женщина, и, чтобы как-то войти с ней в контакт, он должен ей что-то приятное сказать, что-нибудь подарить. Ну как-то так, но это та же вербовка. Теперь поднимите руку, кто не вербовал никогда?». Все переглядываются: «Да вроде женатые здесь сидим — как минимум, по одной поймали и.»

— «… вербанули»…

— Да. «Так вот, — продолжает лектор, — вербовка — это как отношения мужчины и женщины, только ее цель — не интимная близость, а привлечение на свою сторону».

— Хотя близость тоже наверняка практикуется…

— Ну, не знаю — в моей практике этого не было, но я отвечаю на твой вопрос. Ты посмотрел на женщину и думаешь: «Вот эту могу вербануть, а ту нет» — есть у тебя такое?

— Конечно…

— Ну и я так же.

— Меня вербануть смог бы?

— Запросто.

— При желании, получается, к сотрудничеству можно склонить любого?

— Нет, и дело тут вот в чем. Когда я смотрю на тебя, вижу (прости мою дипломатию — я ж дипломат!) в твоих глазах интеллект, так вот, человека умного я бы завербовал, а глупого — нет: вот и все.