Читать книгу "Падение Берлина. 1945 - Энтони Бивор"

Первой форсировала Пилицу бригада, действовавшая на правом фланге 2-й гвардейской танковой армии Богданова. Действуя на острие атаки, 47-я гвардейская танковая бригада имела значительные силы поддержки, включая саперные части, самоходную и зенитную артиллерию, а также батальон автоматчиков, посаженный на грузовики. Ее главной целью был аэродром южнее города Сохачева[44]— важного транспортного узла, расположенного западнее Варшавы. В последующие два дня бригада успешно продвигалась в северном направлении, круша все на своем пути, включая колонны германских войск и штабные автомашины[45].

1-й гвардейской танковой армии, действовавшей южнее, потребовалось намного больше времени, чтобы прорвать вражескую оборону. Дважды Герой Советского Союза полковник Гусаковский был нетерпеливым офицером. Когда части его 44-й гвардейской танковой бригады достигли Пилицы, он не стал ждать подхода саперов. Оказалось, что на реке имеются отмели, и, чтобы выиграть "два или три часа"[46], Гусаковский приказал сперва разрушить на Пилице лед огнем танковых пушек, а затем форсировать ее вброд. Танки шли к противоположному берегу реки, словно ледоколы, с ужасным грохотом ломая на пути оставшийся лед. Можно себе представить, что чувствовали в тот момент экипажи танков. Однако этот психологический аспект мало волновал самого Гусаковского. Жуков также был озабочен прежде всего тем, чтобы советские бригады как можно быстрее форсировали Пилицу и прорвали оборону немецких 25-й и 19-й танковых дивизий. После этого путь на запад мог быть полностью открыт.

На Пулавском плацдарме события также развивались вполне успешно. Планом операции не предусматривалась атака на всем протяжении фронта. Была поставлена задача пробить лишь брешь во вражеской обороне. Уже к вечеру 14 января советские части прорвали передовые линии противника и устремились к городу Радому. Тем временем 47-я армия, действовавшая на крайнем правом фланге 1-го Белорусского фронта, стала окружать Варшаву с севера, а части 1-й армии Войска Польского уже вышли на окраины своей столицы.

Получив 15 января известия о том, что русским удалось продвинуться на Восточном фронте[47], Гитлер покинул свою ставку в Цигенберге и отправился на специальном поезде в Берлин. Гудериан добивался этого возвращения на протяжении последних трех дней. Поначалу Гитлер считал, что Восточный фронт должен изыскать собственные резервы для организации обороны, но в конце концов согласился приостановить все активные боевые действия на Западе и вернулся в столицу. Но теперь Гитлер, не проконсультировавшись ни с Гудерианом, ни с двумя командующими группами армий, приказал начать переброску корпуса "Великая Германия" из Восточной Пруссии на фронт у Вислы, к городу Кельце. Фюрера почему-то мало волновал вопрос, что эта переброска займет довольно приличное время и как минимум на неделю оторвет соединение от активных действий.

Гитлер добирался до Берлина целых девятнадцать часов. Нельзя сказать, что он теперь полностью забыл о домашних проблемах. Фюрер попросил Мартина Бормана остаться на какое-то время в Оберзальцберге и составить вместе с собственной женой компанию Еве Браун и ее сестре Гретл Фегеляйн.

Тем временем Сталин пребывал в отличном расположении духа. Вечером 15 января он принимал у себя главного маршала авиации Теддера, начальника штаба при главнокомандующем экспедиционными силами союзников в Европе генерале Эйзенхауэре. Теддер наконец прибыл в Москву из Каира после долгой задержки в связи с непогодой. Он намеревался обсудить с советским лидером вопросы возможного развития обстановки на фронтах. В самом начале беседы Сталин самодовольно заметил, что было "очень глупо" со стороны Германии начинать наступление в Арденнах. Он также выразил удовлетворение тем, что немцы держат в Курляндии остатки группы армий "Север" (тридцать дивизий "гарнизона престижа")[48], которые Гудериан первоначально намеревался использовать для обороны границ рейха.

Сталин сделал попытку еще больше расположить к себе заместителя Эйзенхауэра. Он сказал Теддеру, что со своей стороны сделал все возможное, чтобы помочь союзникам в момент кризисной ситуации в Арденнах, и начал наступление на советско-германском фронте раньше намеченных сроков. Сейчас невозможно сказать, хотел ли Сталин тем самым обострить разногласия между американцами и Черчиллем.

Советские историки всегда подчеркивали, что Сталин планировал начать наступление 20 января 1945 года. Но, получив 6 января телеграмму от Черчилля с просьбой о помощи, он отдал распоряжение перенести сроки операции на 12 января, даже несмотря на неудовлетворительные погодные условия. Однако все это не соответствует действительности. Телеграмма Черчилля не являлась просьбой о помощи в Арденнах. Еще до нее он писал, что союзникам удалось выправить ситуацию. Более того, через своих офицеров связи Сталин знал, что атаки немцев выдохлись уже к Рождеству. На самом деле Черчилль просто спрашивал советского лидера, когда Красная Армия собирается начать свое большое зимнее наступление[49]. Он хотел это выяснить, поскольку Кремль решительно отказывался давать информацию такого рода, хотя советские офицеры связи были оповещены о планах Эйзенхауэра в полном объеме.

План операции на Висле разрабатывался еще с октября 1944 года, и наступление было хорошо подготовлено. В одном из советских источников даже говорится, что его могли начать 8-10 января[50]. Сталин был чрезвычайно рад предстать перед своими союзниками в роли их спасителя, хотя у него самого имелись основания для переноса наступления на более ранний срок. Было известно, что Черчилль сильно обеспокоен намерением советского лидера основать в Польше марионеточное "Люблинское правительство", сформированное в СССР из подконтрольных Берии польских коммунистов. В свою очередь Сталин желал, чтобы к моменту открытия Крымской конференции (4 февраля 1945 года. Примеч. ред.) Красная Армия контролировала уже всю Польшу. Тогда установление в ней советских порядков можно было бы объяснить чисто военными причинами — необходимостью обезопасить ближайший тыл наступающих войск. Всякий, кто попытался бы протестовать против этого, рассматривался бы как саботажник или фашистский агент. Имелась и не политическая причина для начала наступления раньше срока. Сталин, получив прогноз погоды, опасался, что в середине февраля мерзлая почва превратится в грязное месиво, что замедлит продвижение советских танков.