Читать книгу "Заговор Европы - Василий Галин"

А 29 марта 1935 г. состоялся весьма примечательный разговор Сталина с Иденом:

«Иден: Как вы себе мыслите пакт взаимной помощи — с Германией или без Германии?

Сталин: С Германией, конечно, с Германией… Мы хотим жить с Германией в дружеских отношениях. Германцы — великий и храбрый народ. Этот народ нельзя было долго

удерживать в цепях Версальского договора… Повторяю, такой великий народ, как германцы, должен был вырваться из цепей Версаля. Однако формы и обстоятельства этого освобождения таковы, что способны вызвать у нас серьезную тревогу… Страховкой является Восточный пакт, конечно, с Германией, если к тому имеется какая-то возможность. Вот вы, господин Иден, только что были в Берлине, каковы ваши впечатления?

Иден: Я ответил бы на этот вопрос одним английским изречением: я удовлетворен, но не обрадован… Да, Гитлер (еще) заявлял, что он очень обеспокоен могуществом вашей Красной армии и угрозой нападения на него с востока.

Сталин: А знаете ли вы, что одновременно германское правительство согласилось нам поставлять в счет займа такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить, — вооружение, химию и т. д.

Иден: Как? Неужели германское правительство согласилось поставлять оружие для вашей Красной армии?

Сталин: Да, согласилось, и мы, вероятно, в ближайшее время подпишем договор о займе.

Иден: Это поразительно. Такое поведение не свидетельствует в пользу искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР..»93

Французское правительство предприняло срочные встречные меры, и после подписания советско-франко-чехословацкого пакта, 4 июня 1935 г. СССР получил возможность выпустить в Чехословакии гарантированный ее правительством 6 %—ный заем на 250 млн. крон сроком на 5 лет — под заказы для чехословацкой промышленности. «Известия» в те дни писали: «Заключение кредитного соглашения будет служить делу мира, за которое с величайшими усилиями борются правительства обеих стран»94. В результате очередное немецкое предложение миллиардного кредита, сделанное в конце июня, сроком на десять лет советское правительство отклонило95.

Тем не менее в июле 1935 г. Сталин настойчиво пытался улучшить советско-германские отношения96. Путь предлагал посол в Германии Суриц: «Единственным средством смягчения антисоветского курса является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами. Нам, по-видимому, ничего другого действительно не остается, как терпеливо выжидать и продолжать усиливать и развивать нашу экономическую работу. Усиление ее на базе последних предложений Шахта выгодно обеим сторонам…»97. Литвинов и Суриц обращаются с настойчивыми призывами к германской стороне об улучшении отношений между странами98. А советник советского посольства в Берлине Бессонов говорит о желательности дополнить Берлинский договор о нейтралитете 1926 г. «двусторонним пактом о ненападении между Германией и Советской Россией»99. Германия отказалась, сославшись на то, что по, мнению германского правительства, пакты имеют смысл между государствами, имеющими общую границу100. Очевидно, что это был лишь формальный повод, поскольку, как констатировал иностранный отдел НКВД: «все попытки СССР умиротворить Гитлера провалились. Главным препятствием для достижения понимания с Москвой является сам Гитлер»101.

Мотивы внешней политики СССР прозвучали в докладе Сталина партийному съезду 26 января 1934 г.: «Дело явным образом идет к новой войне… победу фашизма в Германии нужно рассматривать не только как признак слабости рабочего класса, а и как результат измен социал-демократии, расчистившей дорогу фашизму… дело идет к новой империалистической войне как выходу из нынешнего положения…». Основные причины грядущей войны, утверждал Сталин, были созданы творцами Версаля: «Германию они не уничтожили, но посеяли в Германии такую ненависть к победителям и создали такую богатую почву для реванша, что до сих пор не могут, да, пожалуй, не скоро еще смогут

расхлебать ту отвратительную кашу, которую сами же заварили».

При этом Сталин замечал: «мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной. Дело также не в мнимых изменениях в нашем отношении к Версальскому договору. Не нам, испытавшим позор Брестского мира, воспевать Версальский договор. Мы не согласны только с тем, чтобы из-за этого договора мир был ввергнут в пучину новой войны. То же самое можно сказать и о мнимой переориентации СССР. У нас не было ориентации на Германию, так же как у нас нет ориентации на Польшу и Францию. Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР. И если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, не заинтересованными в нарушении мира, мы идем на это дело без колебаний… Наша внешняя политика ясна. Она есть политика сохранения мира и усиления торговых отношений со всеми странами, СССР не думает угрожать кому бы то ни было и тем более — напасть на кого бы то ни было. Мы стоим за мир и отстаиваем дело мира. Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны»102. Это были не пустые слова. С одной стороны, экономическое сотрудничество СССР с Германией продолжалось, с другой — в планах на вторую пятилетку были резко увеличены расходы на вооружение, численность Красной армии выросла почти в два раза — до 940 тыс. человек.

Женевская конференция

Опасность возникновения новой войны подчеркивали результаты Женевской конференции, начавшейся еще весной 1932 г. Она была посвящена сокращению и ограничению

вооружений и созвана по решению Совета Лиги Наций, при участии 63 государств. На конференции французская делегация предложила «План Тардье», предусматривавший создание под эгидой Лиги Наций международной армии под руководством Франции. Делегация Великобритании предложила «План Макдональда», предусматривавший предельные цифры сухопутных вооруженных сил европейских стран и предоставлявший Великобритании и США преимущества в военно-морских и военно-воздушных силах. Англия вообще не была настроена на сотрудничество, так, например, К. Райт из Чикагского университета утверждал, что «английские консерваторы враждебно относятся к целям Лиги Наций»103. Для Англии привыкшей на протяжении веков к «блестящей изоляции», обеспечивавшей ей доминирующее положение в мире, Лига Наций действительно была обузой, сдерживающей свободу действий. Вступление в Лигу СССР означало, что усиление Лиги ведет к усилению международных позиций Советского Союза, чего Англия допустить не могла ни под каким видом. Формально оставаясь в Лиге, Англия на деле уже бросила последний инструмент, способный предупредить новую войну.

Германская делегация выступила с требованием «равенства в вооружениях». У. Черчилль в октябре 1932 г., обращаясь к палате общин, предупреждал: «Не обманывайте себя. Не позволяйте правительству Его Величества поверить, будто все, чего просит Германия, — это равный статус… Не к этому стремится Германия. Все эти отряды упорной тевтонской молодежи, марширующие с горящими глазами по улицам и дорогам Германии, ищут вовсе не равного статуса»104. Министр иностранных дел Великобритании Дж. Саймон, в свою очередь, рассуждал о Германии как о какой-то допотопной колонии: «суровые и грубые методы быстро приведут Германию в чувство… недостаток твердости при рассмотрении (требовании равноправия) повлечет за собой новые тщательно продуманные атаки на структуру догово