Читать книгу "Сбежавший жених - Эльза Вернер"

– Это был просто удобный случай испытать свои силы и умение плавать, – возразил Рунек. – Для меня это купание не имело никаких последствий, тогда как ты опасно заболел от испуга и простуды.

Он замолчал, потому что в эту минуту в комнату вошел Дернбург с книгой в руке, патрон так спокойно ответил на поклон молодого инженера, как будто между ними ровно ничего не случилось.

– Вы, конечно, наслаждаетесь первым свиданием после долгой разлуки? – спросил он. – Ты впервые видишь сегодня Эриха, Эгберт, как ты его находишь?

– У него все еще болезненный вид, и, конечно, ему надо некоторое время очень беречься.

– Доктор того же мнения. Сегодня ты как будто особенно утомлен, Эрих! Иди в свою комнату и отдохни.

Молодому человеку хотелось остаться, чтобы стать третейским судьей и примирителем между ними, если объяснение примет чересчур бурный характер, но слова отца звучали почти приказанием, а Рунек тихо произнес:

– Уйди, прошу тебя!

Эрих с горечью покорился. Он чувствовал в этой привычке щадить его что-то унизительное для себя и сознавал, что его щадили не только ввиду его физической слабости. Отец никогда не смотрел на него как на самостоятельного и равного ему человека; собственно говоря, и друг смотрел на него так же. Теперь его удалили, чтобы он «отдохнул» – другими словами, его хотели избавить от необходимости быть свидетелем очень неприятного столкновения, а он позволил удалить себя с тягостным сознанием, что его присутствие совершенно не нужно и бесполезно.

Дернбург и Эгберт остались одни, первый опустился на стул перед столом, держа в руках чертеж радефельдской трубы и глядя на него.

– Я принимаю твой проект, Эгберт, он лучший из всех, которые были предложены мне, и прекрасно решает все проблемы. О некоторых подробностях надо еще подумать, тебе придется кое-что изменить, но, в общем, проект превосходен, и работы будут начаты в ближайшее время. Хочешь взять на себя их ведение?

Молодой инженер был очень удивлен, он ожидал совсем другого вступления. На его лице отразилось удовольствие, которое доставило ему одобрение патрона.

– Охотно соглашусь, но, насколько я знаю, работы уже поручены главному инженеру.

– Если я изменю решение, главному инженеру придется покориться, – объявил Дернбург. – Кто будет распоряжаться выполнением твоего плана – ты или он, зависит единственно от тебя, но прежде чем говорить об этом, нам надо выяснить один вопрос.

Эгберт был достаточно подготовлен, чтобы догадаться, о чем пойдет речь, предстоящее объяснение совершенно не пугало его. Его лицо приняло холодное и упрямое выражение, и он выдержал мрачный взгляд патрона.

– Я уже давно замечаю, что ты вернулся к нам совсем другим, – заговорил Дернбург. – До известной степени эта перемена была неизбежна, ведь ты пробыл три года в Берлине и два года в Англии, твой кругозор расширился; я сам послал тебя из Оденсберга для того, чтобы ты посмотрел мир и научился правильно судить о нем, но теперь до меня дошли кое-какие слухи, и я желал бы получить от тебя объяснение по этому поводу. Правда ли, что ты постоянно водишь компанию с социал-демократами, открыто признаешь себя одним из них и состоишь в близких отношениях с их вождем Ландсфельдом? Да или нет?

– Да, – просто ответил Эгберт.

– Значит, все правда! И ты так спокойно говоришь это мне в лицо?

– Неужели же я должен отрицать истину?

– Когда ты стал членом их партии?

– Четыре года тому назад.

– Значит, в Берлине, я так и думал. Как это ты позволил обойти себя? Правда, тогда ты был еще очень молод и неопытен, но все-таки я считал тебя умнее.

Видно было, что тон допроса оскорблял Эгберта, он ответил спокойно, но с резким ударением на словах:

– Это – ваше мнение, господин Дернбург. Мне очень жаль, но мои взгляды отличаются от ваших.

– И мне нет до них никакого дела, так хочешь ты сказать? Ошибаешься! Мне есть дело до политических воззрений людей, служащих у меня, только я не имею обыкновения спорить с ними по этому поводу, а просто увольняю их. Кому не нравится здесь, в Оденсберге, пусть уходит, я никого не держу, но тот, кто остается, должен подчиниться безоговорочно. Или то, или другое; третьего не дано.

– В таком случае придется, конечно же, выбрать первое, – холодно сказал Эгберт.

– Тебе так легко бросить нас?

Молодой человек мрачно потупился:

– Я у вас в долгу, я знаю это.

– Ты вовсе не в долгу у меня! Я дал тебе воспитание и образование, зато ты спас мне Эриха, без тебя я лишился бы единственного сына; мы квиты, если уж тебе угодно вести разговор в чисто деловом русле. Если ты предпочитаешь такой взгляд на наши отношения, скажи прямо, и дело с концом!

– Вы несправедливы ко мне, – сказал Рунек, борясь с волнением, – мне было бы трудно смотреть на вас с такой точки зрения.

– Ну, так что же принуждает тебя к этому? Ничего, кроме сумасбродных идей, в которых ты запутался! Или ты думаешь, мне легко будет потерять тебя? Образумься, Эгберт! С тобой говорит не начальник, ты столько лет был мне почти сыном!

Молодой человек упрямо поднял голову и ответил с сознанием собственного достоинства:

– Ну, уж раз я «запутался» в своих «сумасбродных идеях», значит, так при них и останусь. Дети всегда со временем становятся взрослыми, и я стал взрослым именно тогда, когда жил вдали от вас; я не могу уже вернуться к жизни лишенного самостоятельности мальчика. Я добросовестно исполню все, что вы потребуете от меня как от инженера, но слепо подчиняться вам, как вы заставляете всех ваших служащих, я не могу и не хочу, мне нужна свобода!

– А у меня, значит, ты не пользуешься свободой?

– Нет, – твердо ответил Эгберт. – Вы отец для своих подчиненных, пока они рабски повинуются вам, но зато в Оденсберге знают только один закон – вашу волю. Директор покоряется вам так же беспрекословно, как последний рудокоп; собственного, независимого образа мыслей на ваших заводах нет и никогда не будет, пока вы ими руководите.

– Нечего сказать, приятные комплименты ты заставляешь меня выслушивать! – рассердился Дернбург. – Ты прямо называешь меня тираном. Правда, ты всегда знал, что можешь позволить себе по отношению ко мне гораздо больше, чем все остальные, взятые вместе, да нередко и делал это; ты никогда не отказывался от собственной воли, да и я не требовал этого от тебя, потому что… Впрочем, об этом мы поговорим после. «Свобода!». Это опять один из ваших лозунгов! По-вашему, надо все уничтожить, все разрушить для того, чтобы «свободно» идти по дороге… к погибели! Несмотря на свою молодость, ты, говорят, играешь весьма значительную роль в вашей «партии». Она не скрывает, что возлагает на тебя величайшие надежды и видит в тебе будущего вождя. Надо признаться, эти господа далеко не глупы и хорошо знают, с кем имеют дело, у них нет тебе замены.