Читать книгу "Ольга, княгиня зимних волков - Елизавета Дворецкая"

– Узнать есть способ только один.

– Какой?

– Начать. Кто не начинает дела, никогда не узнает, угодно ли оно богам.

Из тех, кто на этом малом вече не был, о деле узнал только старший Краянов сын Честомил. Его отец выбрал в гонцы, а остальным было вовсе незачем знать. Если хоть слух просочится, кто навел вилькаев на дорогой груз, род Озеричей окажется под угрозой полной гибели. Князь и так ведь помнит, кто ему добра не желает…

– Мать гадала – сказала, дело кончится благополучно и с прибылью. Одно худо – дружины у тех двоих много, – добавил Честомил, рассказав вилькаям о варяжском обозе.

– Много – это сколько? – Равдан перестал ухмыляться, его дерзкий взгляд стал пристальным и внимательным.

– Да копий по тридцать у каждого. – Честомил помрачнел. – Вы уж сами думайте, сподручно вам или как. А товар, по всему видать, дорогой. Не всякий год такое возят.

Равдан быстро переглянулся с товарищами.

– Где они сейчас? – спросил Лютояр.

– У Подмоги и есть. Сказали, дня три отдохнуть хотят.

Вилькаи вновь переглянулись: времени оставалось в обрез.

– Передай спасибо Подмоге и Краяну, – сказал Ярый.

– Не забудьте: наша половина… если что, – напомнил Честомил.

– Много хотите! – возразил Равдан. – Наших половина поляжет, если дело не сладится. А ваших всех трудов – по реке прокатиться.

– Да вам что – вы в лес ушли, ищи вас! – возмутился Честомил. – А нам куда деться: у нас селенья, избы, бабы, скотина, дети! Если узнают, что от нас вести пошли, – пожгут и всех варягам продадут! По реке прокатиться! Вот будут у тебя дети, узнаешь, чего стоит так вот кататься! Э, да какие тебе дети…

Он махнул рукой, не ожидая от младшего брата ничего хорошего и в будущем.

Равдан только ухмыльнулся. Он нравился девкам и даже молодухам, на Ярилиных игрищах не скучал и не сомневался, что у него уже есть дети, только он об этом не знает. О том, чтобы где-то родился младенец с таким же, как у него, пятном, пока разговоров не было. Но при всех своих способностях он не мог вообразить себя таким же вот хозяином, дрожащим за сохранность избы и домочадцев.

– Нам и половины хватит! – Лютояр усмехнулся и положил Равдану руку на плечо, успокаивая. – Много ли нам надо, брат? Или тебе шелков хазарских, или блюд хвалынских хочется?

Равдан расхохотался и кивнул на сложенные на траве медвежьи шкуры:

– По мне – так лучше этого вон платья ничего нет.

– Ну так и леший с ним, добром княжеским. Нам наша воля всего дороже, правда?

Набеги на купцов вилькаи предпринимали не слишком часто: у тех имелась своя дружина, и редко когда добыча оправдывала риск.

– А вот кому хорошо, так это гостям торговым, – сказал Равдан, глядя вслед челноку, на котором Честомил отправился восвояси. – На месте не сидят, возле бабы, а ездят по разным землям. Я порой думаю, вот бы и нам тоже…

– И нам? – насмешливо покосился на него Лютояр. – Чем торгуешь, богатый гость – шишками сосновыми, шишками еловыми?

– Нет, ты посмотри! – Равдан подошел к нему. – Вот сейчас, даст Велес, возьмем добычу. Чтобы там серебро было вот в таком тюке, это Подмога, конечно, брешет. Но если и правда товар дорогой, то можно с нашей долей отсюда на Волгу двинуть, там продать.

– В Киев ближе. Сейчас все больше в Киев идут.

– Ну, туда. Доберемся и до Киева, мы ребята не робкие. А, Лютога?

– Судьба моя темна покуда! – Лютояр подавил вздох. – Не хочу загадывать.

– Ты что – бабка старая, сидеть косточки бросать? – негодовал Равдан. – Так всю жизнь просидеть можно! В деле ее испытывают, судьбу! Ты вроде парень-то неробкий, а жмешься, как девка!

– Я – девка?

– Ты девка! Косу осталось отрастить!

После этого последовала потасовка, за которой разговор забылся. Однако Равдан, не в первый раз заведший подобный разговор, видел, что некие думы о своей судьбе у его приятеля имеются. Только он не хочет ими делиться.

Ведома ушла с поляны в другую сторону и на вилькаев не наткнулась. Ей давно пора было домой, в Свинческ.

Сверкер сын Олава дал дочери имя в честь тогдашнего князя смолян – Ведомила, ее деда по матери. Когда Ведоме, старшей дочери Сверкера и Гостиславы, было четыре года, борьба кривичской и варяжской знати вылилась в вооруженное столкновение. Победил ее отец – обладатель более многочисленной, хорошо снаряженной и обученной дружины. Гонцы с приказом собирать ополчение еще и не успели оповестить всех смолян, как князь с сыновьями уже был убит, женщины и дети взяты в плен.

Родившись в семье воеводы-варяга, Ведома стала княжеской дочерью. И даже почти главной наследницей: княгиня произвела на свет трех дочерей, но сыновей Сверкер так от нее и не дождался. Как водится, после победы он набрал себе жен-заложниц от наиболее крупных покоренных родов, и младшие жены родили ему несколько сыновей. Но пока старшему из них было лишь десять лет, и это беспортошное воинство вовсю рубило крапиву деревянными мечами.

Городок Свинческ, в котором жил когда-то Олав, а потом Сверкер, был невелик и вмещал только князя с хозяйством и дружиной. Все прочие – торговцы, ремесленники, рыбаки – обитали в предградье, где их отдельные избы или дворы, разделенные плетнями, были беспорядочно разбросаны на весьма широком пространстве днепровского берега.

Усталая после целого дня блужданий по лесу, Ведома прибрела наконец на княжий двор и там наткнулась на свою челядинку Нежанку, молодую и приятную видом девушку.

– Бабка тебя искала. – Нежанка забрала у Ведомы корзинку с приувядшими желтыми цветками.

– Не говори никому пока, что я вернулась. Цветы сушить разложи.

В срубах, из которых была выстроена стена городца с заборолом поверху, располагались загоны для многочисленной княжьей скотины, клети для разных припасов, жилые избы для челяди. Их двери выходили на связку изб, которые назывались хозяйскими. Первой в ряду была изба князевой матери, старой Рагноры, где жила и Ведома. Дальше – изба Сверкера, там хозяйство вела Иногостьица, из числа его младших жен, которых он взял по мирному договору с местными родами.

Убедившись, что ее никто не видел, Ведома метнулась к третьей избе, где жила княгиня с младшей дочерью, Прияной. Она хотела увидеться с матерью. Прямо сейчас, иначе не спать ей ночью.

В избе было тихо, горела одна лучина, и Гостислава сидела рядом с ней за пряжей. Она всегда пряла, круглый год. Будто надеялась исправить судьбу своего рода, так неудачно спряденную девами-суденицами. С тех пор как ее родные были загублены ее же мужем, она всегда носила «печальную сряду» с синим вершником, не выходила к гостям, не участвовала в обрядах и принесении жертв. С ней почти никто не виделся, кроме домочадцев.

Если знатные гости порой спрашивали о ней, Сверкер с полной откровенностью отвечал: