Читать книгу "Шпион номер раз - Геннадий Соколов"

— Вы все здесь работаете на меня, чтобы мои двенадцать стволов по морю возить.

На первых же учениях, в которых был задействован линкор, старший лейтенант Евгений Иванов положил все снаряды главного калибра точно в цель и занял первое место среди морских артиллеристов Черноморской эскадры.

После окончания войны завершился раздел трофейного флота. Советская сторона претендовала на несколько вполне боеспособных трофейных кораблей, в частности на германский линкор «Бисмарк». Это был по тем временам отличный дредноут. Но поскольку на смену мировой войне пришла война холодная, ни США, ни Великобритания не стремились усиливать военно-морской флот СССР мощными кораблями. В итоге по решению тройственной комиссии германские крейсера, миноносцы и линкоры отошли союзникам, а Советскому Союзу была передана лишь часть устаревшего итальянского флота. В частности, злополучный линкор «Джулио Чезаре» (будущий «Новороссийск»),[1]легкий крейсер «Эммануэле Филиберто Дюка Аоста», эсминцы «Артильери», «Фучильере», миноносцы «Акимозо», «Ардиментозо», «Фортунале», подводные лодки «Мареа» и «Ничело». А также несколько вспомогательных или списанных судов вроде буксира «Вигозо» и ветерана Первой мировой линкора «Наполи». Последний пригнали в Одессу сами итальянцы. И командующий Черноморской эскадрой направил молодого офицера принимать артиллерийскую часть трофейного итальянского корабля.

— Принимать исправные пушки — дело нехитрое, — уверял своих сослуживцев Иванов.

Единственная проблема заключалась в том, что калибр у главных стволов итальянского линкора был существенно больше: на «Севастополе» — 305 мм, а на «Наполи» — 320 мм. Значит, и снаряды отечественного производства к итальянским пушкам не подходили. В установлении и документальном закреплении на бумаге этого существенного различия и заключалась тогда первая военно-дипломатическая миссия Евгения Михайловича Иванова.

Проинспектировав артиллерийскую часть итальянского линкора, старший лейтенант по-хозяйски прошелся по кораблю, познакомился с материальной частью, заглянул в офицерские каюты. Смотрит, чуть ли не в каждой из них висит допотопный алюминиевый умывальник. Заметив недоумевающий взгляд советского офицера, один из итальянских моряков на корявом русском языке стал растолковывать:

— Это не для мыться. Это для напиться.

Умывальники действительно были доверху наполнены сухим виноградным вином.

Чтобы подтвердить это, итальянец налил из умывальника стакан вина и предложил русскому инспектору тост за мир и дружбу. Иванов, естественно, не мог не ответить взаимностью и произнес ответный тост за сотрудничество и взаимопонимание. Итальянец сказал, что надо бы выпить и за корабль, семь футов ему под килем. Моряки выпили еще по стаканчику уже из другого умывальника, так как в первом вино закончилось.

К концу дня старший лейтенант Иванов успел побывать во многих каютах линкора «Наполи». Диалог мира и сотрудничества с бывшими противниками во Второй мировой войне был установлен. В итоге первая международная миссия Евгения Михайловича Иванова прошла вполне успешно.

На следующий день командующий принял доклад молодого офицера о состоянии орудий главного калибра итальянского линкора и похвалил его за отлично проделанную работу.

Два года службы на линкоре «Севастополь» пролетели незаметно в коротких походах и боевых учениях. И вот весной 49-го года командир корабля передал Иванову неожиданный приказ срочно явиться в штаб Черноморского флота.

Полковник в штабном управлении кадров принял Евгения Михайловича по-дружески. Предложил чаю с лимоном. Расспросил, как идет служба. Потом достал из стола личное дело молодого офицера и задал несколько вопросов по анкете. Иванов спокойно на них ответил, не очень-то понимая, в чем дело. Заметив это, кадровик перешел к делу и спросил:

— А как ты, старший лейтенант, посмотришь на то, чтобы получить хорошее высшее образование? — При этом хозяин кабинета сделал особый акцент на слове «хорошее».

— Один диплом у меня уже есть, товарищ полковник, — заметил молодой офицер.

— Ну а как насчет диплома военной академии? Есть желание подучиться?

— Так точно, есть, — ответил Евгений Михайлович, немного поразмыслив.

— Тогда получай направление, старлей, и отправляйся в Москву, — широко улыбаясь, заявил довольный услышанным ответом кадровик и пожал Иванову руку на прощание.

В тот же день Евгений Михайлович выехал поездом в столицу. В кармане его кителя рядом с военным билетом лежало полученное в штабе флота направление в воинскую часть номер 35576.

По указанному в направлении адресу он явился с докладом и тут же был представлен членам какой-то военной комиссии. У Иванова в глазах зарябило от вида звезд героев на мундирах большинства из них. Ему задавали какие-то вопросы то по анкете, то о его взглядах на что-то. Он отвечал неохотно, порой даже дерзко, не понимая, к чему весь этот допрос.

Закончив его, сидевший во главе стола, трехзвездный генерал спросил других членов комиссии:

— Ну, как будем решать, товарищи? Положительно?

Никто из присутствовавших не возражал. Тогда начальник комиссии объявил:

— Старший лейтенант Иванов Евгений Михайлович, решением государственной комиссии вы зачисляетесь слушателем Академии Советской Армии.

Женька пробормотал в ответ какую-то не слишком связную благодарность и с кипой врученных ему бумаг вышел из зала. Только разглядев содержание полученных справок, направлений и ордеров, он наконец-то понял, что жизнь его совершила поворот на все сто восемьдесят градусов. Евгений Михайлович Иванов в одночасье стал москвичом и слушателем элитной академии. Впереди была многообещающая военная карьера. От игры воображения у молодого морского офицера невольно закружилась голова.

Впрочем, потребовалось еще несколько дней, прежде чем Иванов по-настоящему понял, в какую именно академию он попал и какую будущую профессию выбрал.

Его альма-матер в сталинскую пору официально именовалась весьма неопределенно — Академией Советской Армии. Делалось это, чтобы скрыть ее настоящее предназначение. На деле же эффект получался обратный. Потому что по сути данная военная академия была одним из подразделений советской военной разведки, готовящим квалифицированные профессиональные кадры специально для Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии. ГРУ ее создало и полностью контролировало, внимательно и скрупулезно присматриваясь к каждому из слушателей. Руководитель академии числился одновременно и заместителем начальника ГРУ ГШ. Нетипичное название уже само по себе указывало на особый характер академии, ее принадлежность к высшим эшелонам власти. Лишь после смерти Сталина ее переименовали и стали называть военно-дипломатической.

Вся работа Академии Советской Армии была строжайше засекречена. Ее выпускники становились кадровыми разведчиками легальных и нелегальных резидентур ГРУ за рубежом, руководящими работниками разведывательных служб в действующих частях регулярной армии, а также сотрудниками центрального аппарата Главного разведывательного управления.