Читать книгу "Салтыков - Сергей Мосияш"

— Благодарю вас, ваше величество. Для меня ваше внимание — высшая награда.

Маркиз был мужчиной и к тому же французом, он истолковал обещание награды женщиной (пусть императрица, а она разве не баба?) как тонкий намек на грядущую близость.

«Господи, какие у нее губы… Они так и ждут… Какие у нее плечи! С ума сойти. И как может она любить этого мужика Разумовского? Разве меня — маркиза можно сравнить с этим дураком?»

Так думал опьяненный прекрасными мыслями Шетарди, мчась к своему дому. Дома секретарь встретил его словами:

— Ваше сиятельство, пакет от министра иностранных дел Амелоты.

И словно ушат холодной воды вылил на голову маркиза. Шетарди догадывался, что в этом пакете: конечно, головомойка.

«Лишь бы не отставка, надо мне роман с императрицей привести к положенному финалу. Она уже почти моя… Какие губы! Какие плечи!.. А что там? С ума сойти».

Попросив секретаря удалиться, Шетарди вскрыл наконец пакет и впился глазами в текст: «Я был очень изумлен, что на другой день после переворота вы решились писать гр. Левенгаупту о прекращении военных действий, — писал министр. — Еще более изумило меня то, что вы хотели взять на себя ответственность за последствия этого…»

Шетарди представил себе красное, возмущенное лицо министра, а король наверняка отреагировал каким-нибудь хлестким словом. У него это не задерживается. «Они там в Париже не знают всех обстоятельств. Если б мы помедлили день-другой, был бы арестован Лесток — врач Елизаветы — и на дыбе мог бы раскрыть заговор. Тогда бы все пропало. Могли б арестовать и изолировать саму царевну».

Маркиз читал дальше: «…Я не могу примирить такой образ действий с знанием намерений короля…»

Это была уже угроза, и маркиз решил, что письмо кончается отставкой, ведь он же действовал вразрез с намерениями короля. А это уже не шутка. И Шетарди, перевернув страницу, заглянул в конец письма: «…Честь короля обязывает поддерживать шведов и доставить им по крайней мере часть обеспечений и преимуществ, на которые они надеялись: его величество не должен допускать, чтоб они терпели от последствий вашего слова. Если война продолжится, то шведы не останутся без союзников… Важно, чтоб заключение мира между Россией и Швецией было В наших руках».

— А я что делаю, господин министр?! — воскликнул в возмущении Шетарди. — У меня в руках сама императрица, а он меня отчитывает как мальчишку. Идиот!

Значит, отставки пока нет. Маркиз с облегчением бросил письмо на стол и тут обратил внимание на лист бумаги, лежавший на полу. Видимо, он выпал тоже из конверта. Шетарди поднял его, прочел заглавие: «Инструкция». И далее: «Вы должны объявить в Петербурге следующее…»

Маркиз прочел секретную записку до конца, хмыкнул:

«А чего мне с ней в жмурки играть, завтра зачитаю прямо ей эту инструкцию, что она ответит?»

Шетарди понимал, что Елизавета как умная женщина должна вполне оценить его такой шаг — ознакомление со служебной запиской из Парижа. Это почти подвиг с его стороны, ради нее он, дипломат, идет на нарушение.

Как участник переворота (Шетарди себя считал даже главным вдохновителем), он в любой час был вхож к императрице, тем более в столь горячее время.

— Ее величество ждут вас, — объявил камергер.

Войдя к императрице, Шетарди изящно, но с достоинством поклонился ей.

— Ваше величество, у меня к вам есть важные новости, — сказал он, косясь на присутствующего здесь Лестока.

«Чертов лекаришка, что он здесь околачивается? — подумал маркиз, но, заметив, как тот укладывает в баул инструмент, понял: — А-а, ясно. Пускал кровь ей. Вот работенка, ланцетом один раз махнул — и две тысячи в кармане. Плутня!»

Императрица перехватила взгляд француза, поняла:

— Можете при нем, маркиз. Он свой.

«Посмотрел бы я на этого своего, когда б его на дыбу вздернули».

— Ваше величество, мною получена от моего правительства инструкция, которой мне велено следовать неукоснительно. Поскольку я считаю-себя вашим другом, я не хочу ничего скрывать от вас.

— Спасибо, маркиз, — улыбнулась ласково Елизавета. — Я это ценю.

— Слушайте. — Шетарди развернул бумагу, начал читать: — «Швеция принялась за оружие как для получения удовлетворения в обидах, нанесенных ей прежним немецким правительством России, так и из желания возвратить себе прежние провинции…»

— Но это уже нам знакомо, — заметила императрица.

— «…Шведы надеются получить от благодарности ее величества то, что прежде они думали получить силой оружия, — продолжал читать Шетарди. — Король французский может умерить шведские претензии, но, как он надеется также, ее величество поймет, что надобно чем-нибудь пожертвовать, если хотят привести дело к скорому примирению».

— Все?

— Все, ваше величество.

— Спасибо, маркиз. — Елизавета озорно прищурилась. — А я б спросила шведов по-русски: а рожна вам не надо? — И засмеялась.

— Не понял, ваше величество, — признался Шетарди.

— Рожно — это такое крестьянское оружие, вроде вил, с ним мужики на медведя ходят.

— А при чем здесь рожно?

— Ну это чисто русская поговорка, французам, наверно, не понять. А Лесток вон понял, вишь оскаляется.

— Да что уж тут не понять, — сказал Лесток и, дабы рассеять недоумение француза, разъяснил: — Есть еще у русских — вот. — И сделал кукиш. — Извините, маркиз, теперь, надеюсь, перевод не нужен. Это одно и то же, что рожно, что это.

— Иоганн, — с укоризной молвила Елизавета, — зачем же так грубо? Все же маркиз представитель королевского двора.

— Нет, нет, ваше величество, — наконец засмеялся Шетарди. (А что ему оставалось делать?) — Прелестный перевод.

— Но если серьезно, господин Шетарди, то я твердо стою на статьях Ништадтского договора. Его подписывал мой отец, он за это положил почти полжизни своей, провоевав двадцать один год. И я — его дочь не поступлюсь ни единой буквой Ништадта. Так можете и отписать своему правительству.

— Благодарю вас, ваше величество. Я ничего иного и не ждал от вас. Вы достойная дочь вашего великого родителя. Я преклоняюсь перед вами и перед его памятью.

Шетарди говорил это искренне и с воодушевлением, пролагая намеченный путь к сердцу прекрасной женщины. Он, опытный ловелас, знал, что делал.

— А что касается войны или мира, то я не берусь решать, маркиз. Не бабье это дело. Завтра соберу министров и генералов, пусть решают они. Как скажут, так пусть и будет. Хорошо?

— Хорошо, ваше величество.

— А вечером сегодня будьте у меня на балу, маркиз. Потанцуем, повеселимся, а может, и в картишки перекинемся. Я жду вас.

«Она моя! Она моя!» — едва не напевал Шетарди, возвращаясь домой. Ох уж эта мужская самонадеянность, улыбку женщины полагают за капитуляцию.