Читать книгу "Щепкин и красный велосипед - Анне-Катрине Вестли"

– Не могу, – ответила Кнопка.

– Вот вы не знаете, какой я хитрый, а я всё придумал, – сказал Филипп. – Малыш, ты жди меня здесь, а я быстро отвезу Кнопку домой на санках. Это проще, чем тащить в горку вас обоих.

Кнопка села на санки, и Филипп повёз её. Она ехала гордая-прегордая. Ещё бы, всё-таки она сумела одолжить у него Филиппа.

Малыш с Щепкиным присели на пень. Раньше Малышу всегда нравилось так сидеть, но сейчас лес вокруг наполнился какими-то непонятными звуками. Только бы Филипп поскорее вернулся. А вдруг Кнопка не отдаст его долго-предолго и тогда Филипп вообще не заберёт его сегодня? Малыш похолодел от страха.

– Не волнуйся, – сказал Щепкин, – на Филиппа можно положиться.

И он не ошибся. Кто-то уже нёсся вниз по просеке, поднимая вихри снега. Это Филипп бежал так быстро, что едва успел притормозить около Малыша.

– Пробежимся? – предложил Филипп. – А то у меня времени нет, завтра сочинение сдавать.

– Я тебе помогу с сочинением, – сказал Малыш.

– Вряд ли ты поможешь мне его написать, – сказал Филипп. – Там надо думать и записывать свои мысли.

– Я, – объяснил Малыш, – не буду с тобой разговаривать, когда ты думаешь. Это большая помощь.

– Это да. Малыш, ты большой молодец, – похвалил Филипп. – Ну что, бежим?

Сочинение

Филипп сидел за столом и писал сочинение. Малыш лежал в своей кроватке и отлично не мешал ему, как и пообещал на горке, когда они возвращались от Кнопки.

Щепкин, усевшись в ногах кровати, никак не мог взять в толк, почему это вдруг потребовалось молчать.

– Филипп сидит там, а мы тут. Неужели мы даже поболтать не можем, только мы с тобой вдвоём? – спросил он.

– Тише! – испуганно зашикал Малыш. – Не говори так громко, он думает. – Малыш шептал чуть слышно. – Пойми, Щепкин, когда Филипп пишет сочинение, он должен думать.

– Как-то странно он думает, – сказал Щепкин. – Вот когда я думаю, то сижу тихо и смирно, чтобы мысли могли спокойно проплывать во мне.

Малыш покосился на старшего брата. Тот не сидел смирно, а подкидывал карандаш и ловил его на лету. Вот не поймал, карандаш упал на пол, а Филипп встал на четвереньки и ползал, разыскивая его.

Вид у него был как всегда, ничего особенного, видно, сделал в раздумьях перерыв. Но Малыш был не так глуп, чтобы показать, что заметил эти манёвры.

– Неужели он так думает? – спросил Щепкин.

– Тсс, – снова шикнул Малыш.

– Бе-бе-бе, – сказал Щепкин, которому начало надоедать, что Малыш только о Филиппе и думает.

А Филипп тем временем снова сел за стол, наморщил лоб и бросил карандаш. Ему надо было написать, «почему мне нравится жить в Норвегии». Филипп мог бы сказать по этому поводу много чего, но не знал, с чего начать, и его раздражала мысль, что сочинение должно быть готово к утру. Так он над ним всю ночь просидит, наверное.

Наконец брат выбрал, с чего начать. Но едва он написал первые слова, как в комнату вошла мама.

– Малыш, спеть тебе песенку на ночь? – спросила она.

– Ой, что ты! – охнул Малыш. – Филипп сочиняет, это страшно трудно.

– Видишь ли, я думаю, Филиппу стоило потревожиться о сочинении раньше, – сказала мама. – У него было полно времени, а он оставил сочинение на последний день.

– Я как раз расписался, – раздражённо буркнул Филипп, – так что поздно меня пилить.

– Ну понятно, – сказала мама. – Ночник Малыша я погашу, во всяком случае. Спокойной ночи!

Но, как только она ушла, Малыш снова включил у себя свет, потому что это подло – лежать тут и спать, когда старший брат бьётся с сочинением. Он достал свой альбом и карандаши и тоже взялся за работу. Он повторял всё за Филиппом: подкидывал карандаш и ловил его. Что удобно, непойманные карандаши падали к нему же в кровать.

– Сегодня нам покоя не видать? – мрачно спросил Щепкин в изножье кровати.

– Ты спи, спи, – ответил ему Малыш, – мне ещё поработать надо.

Он уложил Щепкина поудобнее и прикрыл его одеялом, так что снаружи осталась одна голова. «Эх, жалко, я писать не умею, – подумал Малыш, – а то бы я сказал Филиппу: “Пойди пока поешь”, а сам бы тем временем написал это сочинение. Филипп приходит – а всё уже готово, можно спать ложиться». Думая об этом, Малыш совершенно погрузился в мечты, а потом вдруг оказалось, что он спит, положив голову на альбом.

Заметив это, Филипп переложил его по-человечески, головой на подушку, подоткнул одеяло, погасил свет и вернулся за стол писать дальше.

В тишине и покое ему писалось легко, но, когда он наконец переписал сочинение с черновика в тетрадку, уже наступила ночь. Он завёл будильник, чтобы проснуться вовремя, но утром конечно же звонка не услышал.

В отличие от Малыша, который проснулся в ту же секунду, как и Щепкин, с одной мыслью: ну как, написал Филипп своё сочинение? Малыш подкрался к столу. В тетрадке много страниц было исписано, но всё это выглядело как-то скучно – чернильные слова и никаких картинок, ничего интересного.

«Одни хорошо пишут, – сказал папа Кнопки, – а другие хорошо рисуют». Малыш как раз отлично рисует. Он что хочешь может нарисовать. Пожалуй, ему надо помочь Филиппу. Он нарисует отличные картинки сбоку от чёрных букв, и вся школа будет говорить, что у Филиппа прекрасное сочинение. Малыш сел за стол и вдруг почувствовал себя почти Филиппом. Он взялся за карандаши и нарисовал дом, гору и лыжника, а потом белку, тролля. А потом ещё много всего, уже даже ему не очень понятного. Но он внимательно следил, чтобы не налезать на чернильные слова. Он рисовал только сбоку, снизу и сверху. Страниц было много, и он устал, пока нарисовал на всех. Всё, хватит. Сочинение хоть выглядит теперь повеселее. Малыш подошёл к Филиппу и стал его трясти:

– Вставай, пора!

Филипп хрюкнул и повернулся на другой бок.

– Нет, Филипп, надо вставать. А в другой раз надо раньше ложиться, – сказал Малыш так, как всегда говорила мама.

Он ещё потряс его, потом зажёг неприятный верхний свет. А потом взял Щепкина и свою одежду и пошёл вниз, на кухню, там хорошо, тепло, и там мама, а она всегда поможет со шнурками, кнопками и прочими закавыками. Он сначала посмотрит, как она делает им всем бутерброды, а потом накроет на стол, потому что накрывать на стол – его работа.

– Я поднимусь и всё-таки разбужу Филиппа, – сказала мама, – а то там подозрительно тихо.

Но только она это сказала, как наверху стало громко. Там поднялся чудовищный тарарам, как будто грянул гром, сотряс дом и он заходил ходуном.