Читать книгу "Продается дом с кошмарами - Светлана Гончаренко"

Костя выглянул из машины. На мгновение он ослеп: после мрака салона солнечный свет был невыносим. Оглушил и шум листьев, небывало громкий.

Костя замер и зажмурил глаза. Какие-то травы тут же припали к его ноге, выставленной из машины, и осыпали туфлю колючками (их Костя ощутил даже под пяткой). Интересно, чем это здесь пахнет? Да ничем особенным — землёй, солнцем, листьями, просто жизнью. Только с ума сойти можно от такого запаха. Парфюм Кирилла, очень дорогой, рядом с этой роскошью стал отдавать чуть ли не хлоркой.

Наконец Костя выбрался из машины. Он запрокинул голову. В невероятной синеве над ним плыли громадные белые облака, как-то особенно сложно устроенные. Они каждую секунду меняли очертания, разбухали, раскрывались, как странные гигантские цветы.

— Ух ты! — только и сказал Костя.

— Разве это ух? — не согласился Кирилл. — Чего ты наверх пялишься? Чего там ловить? Ты сюда глянь! Швейцария!

И он развернул Костю в сторону дач.

Конечно, о здешних живописных местах Костя слышал. Даже вчера показали по телевизору целых два репортажа из Копытина Лога — один про грибника с обабком рекордной толщины, другой про пьяного тракториста, который на своём железном коне врезался в ёлку. Но наяву всё оказалось ещё краше.

Собственно Копытин Лог — курчавый от зарослей распадок — изгибался дугой и таял за горизонтом в вечной синеве, которая всегда заводится там, где начинается бесконечность. Лес выглядел совершенно диким. Костя предположил, что медведей там водится не меньше, чем на картине Шишкина.

Населённый пункт того же названия, Копытин Лог, расходился по холму двумя рукавами. Налево, за бетонным забором, высились крыши респектабельных дач в скандинавском стиле. Направо стекал в овраг скудный серенький ручеёк изб. Избы были одна старее и кривее другой. Дряхлая улица густо заросла бурьяном — не похоже, чтоб в избёнках кто-то жил. Даже тишина показалась здесь Косте особой, странной, какая бывает на раскопках (он где-то читал об этом). Берендеева деревня! Ангкор-Ват, покинутый людьми, пожираемый лесом!

Вдруг за деревенским забором, который совсем завалился набок и напоминал развёрнутый дощатый веер, Костя заметил тривиальную бельевую верёвку. На верёвке болтались и реяли пёстрые тряпки, включая красный кружевной бюстгальтер.

Значит, деревня обитаема? Костя пригляделся. И точно: даже самый ветхий и неказистый домишко оказался тут не так прост. Ветер нагнул тополь, который закрывал крышу, и продемонстрировал Косте белую скорлупку антенны спутникового телевидения.

— Видал? А я что говорил! — самодовольно сказал Колдобин. — Нашу хату посмотришь и совсем ошалеешь.

Они с Костей снова загрузились в машину и покатили вдоль забора дачного посёлка. На въезде имелась будка. В будке сидел охранник, с ног до головы облачённый в пятнистый камуфляж. Это был дюжий, поразительно бледный мужчина с синими губами. Его оттопыренные уши были так тонки, что просвечивали.

— Владик, привет! Это мой друг Костян Гладышев. Запомни его: он на нашей даче жить будет, — сказал Кирилл бледному.

Он притянул Костю за шею к открытому окну машины. Владик подошёл ближе.

— Пропуск я ему сделал, но ты лучше, Влад, его в лицо запомни, — попросил Кирилл.

Владик уставился на Костю большими тусклыми глазами. В ответ Костя вздрогнул: он вдруг подумал, что Владик вряд ли его видит. Бледный охранник казался холодным, причём в самом буквальном смысле — температура у него была наверняка та же, что у стула, на котором он в сидел в своей будке. А из самой будки веяло прохладой. Наверное, там работал кондиционер.

В дачном посёлке улица Мичурина оказалась единственной. На ней стояла всё та же археологическая тишина. Большинство дач продавалось.

— Всё у нас, как ты хотел — нигде ни души, — бодро сказал Кирилл (он заметил, что Костя приуныл). — Сочиняй себе на здоровье! Ни одна собака не помешает.

Собак действительно не было ни слышно, ни видно. Костя очень этому удивился: ведь в деревне всегда где-нибудь, пусть очень далеко, лает собака. А здесь шумели лишь деревья, и в их глубине кто-то возился, каркал и крякал.

— Всё, приехали!

Кирилл припарковался прямо на улице, у железной калитки. Едва Костя вышел из машины, как прямо перед его носом пролетело и стукнулось о землю большое зелёное яблоко.

Кирилл отбросил яблоко носком туфли.

— Наше! Сорт «Привет космонавтам», — с гордостью сообщил он. — Кислятина — мама, не горюй!

Треща яблоневыми ветками, которые свесились через забор на улицу, Кирилл открыл калитку. За калиткой зеленела лужайка. Траву в этом сезоне тут явно никто не стриг. Зато посреди лебеды на высокой стойке торчал романтический восьмигранный фонарь. Лампочки в нём не было. Пучок толстых рваных проводов висел сбоку и несколько напоминал выпущенные кишки.

А вот дача Колдобиных оказалась хоть куда — деревянная, о двух этажах, на вид очень прочная. И зачем продавать такую?

Интерьеры дачи, конечно, были не из гламурных, но хорошо здесь пахло деревом, пылью и сушёными яблоками. В комнатах, набитых разномастным скарбом, никакого стиля не просматривалось. Облезлый торшер в виде кулька на палочке — дитя шебутных 60-х — весело подмигивал плазменному телевизору (правда, Кирилл предупредил, что телевизор не работает). В маленькой комнатке без окон теснились сразу четыре одинаковых тахты. Домодельная табуретка растопырила ноги на приличном персидском ковре. Сработали её, похоже, из ломаных венских стульев и загрузили проспектами сети «Кнопка и скрепка» (отец Кирилла владел канцелярскими магазинами).

— Спать тебе лучше в комнате для гостей, — посоветовал Кирилл. — Там кровать не проваливается.

Звучало это загадочно, но кровать в самом деле оказалась хороша. Зато обои в комнате были женские, розовые. По ним нервно плясали цветочки вверх и вниз головками. Напротив кровати в железной рамке висела маленькая, с тетрадку, репродукция картины «Девятый вал».

— Что-то повсюду у вас Айвазовский, — заметил Костя. — И на кухне я такую же картинку видел, на стенке, где лук и чеснок развешаны. Кажется, в коридоре тоже?

— Бабка моя эту хрень очень любила, — пояснил Кирилл. — Понавешала, где попало. Сейчас она в Майами живёт, у неё там и без картинок кругом вода. Оушен! Ныряй не хочу.

Сад на улице Мичурина шумел не хуже океана. Дом Косте тоже понравился: просторный, комнат много. Особенно приглянулась одна, с крупной мебелью и камином красного кирпича. На каминной полке здесь стояла пара массивных подсвечников — ловкая подделка под старину. В кованой стойке выстроились рядком кочерга, совок и ещё какая-то штуковина, назначения которой Костя не понял.

«Настоящая английская гостиная», — решил Костя. Он живо представил, как после напряжённого творческого дня будет сидеть в этом вот клетчатом кресле и смотреть на огонь в камине. А за окном лишь ночь и звёзды… Даже Бунин, которым Костю попрекнули, и тот не отказался бы от такого комфорта! Вот только кресло стоит развернуть, чтоб Айвазовский не был виден. Может, на время совсем снять репродукцию? Вряд ли у Бунина в каждом углу торчал «Девятый вал»…