Читать книгу "По правилам корриды - Елена Яковлева"

— Ну да, разумеется, твоя хата с краю, — с презрением выдавила из себя Вика.

— Вот именно, — с готовностью подхватила Машка, довольная тем, как ловко она отшила въедливую соплячку.

Глава 4

Она сказала: «И это все?», выскользнула из-под простыни и буквально впрыгнула в черные трикотажные брючки. Баев понял, что он влип по самые уши. С этой маленькой дрянью он еще намучается. Из молодых, да ранних штучка.

— Пос-слушай… м-м-м, Вика, — предпринял он попытку как-то объясниться. — Ты уже большая, разумная девушка и, конечно же, понимаешь…

— He-а, я не понимаю, — капризно вытянула она губки трубочкой. — Как я могу понять, я же несовершеннолетняя!

Это было еще при жизни Андриевского, и Баев тогда каждую ночь просыпался в холодном поту: вдруг она все выложит отцу? Стал позорно избегать Андриевского, как будто это что-то могло изменить, а на звонки секретарша заученно отвечала:

— Анатолий Петрович только что вышел, когда будет, не сказал…

Или:

— Анатолий Петрович на обходе, перезвоните попозже…

Иногда, впрочем, он выходил-таки из подполья, понимая, что подобная хроническая занятость кого угодно заставит задуматься, и, превозмогая страх, звонил сам. Спрашивал, как дела, как самочувствие. Андриевский отвечал, что все нормально, конкретных жалоб у него не было. Тогда Баев дежурно напоминал ему, мол, хорошо бы сделать кардиограмму и вообще мало-мальски обследоваться.

— Выберусь как-нибудь, — обещал Андриевский и переключался на работу. Рассказывал, что на носу выставка, что дел невпроворот, а Баев интересовался житьем-бытьем Юлии, а заодно и Вики, о которой он знал много больше, чем Андриевский, хотя предпочел бы не знать ничего. Потом они обменивались взаимными пожеланиями о скорейшей встрече и прощались. Баев клал трубку с тяжелым вздохом и замирал, уткнувшись лицом в ладони. «Сколько это может продолжаться, — думал он, — и чем кончится?»

Кончилось тем, что умер Андриевский, от сердечного приступа, прямо за рулем, и его машина, уже неуправляемая, долго катилась по проспекту, преследуемая милицией, пока не уткнулась капотом в мачту освещения. Так что гнева Андриевского Баев мог теперь не опасаться, но сама проблема этим обстоятельством не разрешилась. Вика-то существовала, с ней ничего не случилось, и она по-прежнему являлась к нему когда вздумается. Порочная девчонка, ну что из такой получится? Впрочем, сие не его забота и, кажется, уже ничья. Юлия, добрейшая незлобивая Юлия, еще пыталась привести падчерицу к какому-то знаменателю, но ей и раньше это не удавалось, что уж говорить о нынешних раскладах?

Сегодня у Баева было особенно скверное настроение, потому что до него дошла гнусная сплетня о Юлии. Да, гнусная сплетня, по-другому он и думать не хотел. Не могло с ней такого случиться, просто не могло. Он сразу позвонил к ним на Кутузовский. Трубку взяла эта безобразная гарпия Машка — редкий случай, когда внутреннее содержание полностью соответствует форме, — притворилась, что не узнала его по голосу, а на просьбу позвать к телефону Юлию стала нести какую-то околесицу. С большим трудом он от нее добился, что Юлия заболела и уже два дня как в больнице, а в какой — она не в курсе. Кроме Машки, дома никого не оказалось, если, конечно, она не соврала, что, по мнению Баева, было вполне в ее репертуаре. Тогда он попросил, чтобы кто-нибудь из домашних с ним связался, и оборвал разговор, даже не попрощавшись, а потом с хрустом сломал карандаш, который сжимал в руках, пока выпытывал у Машки, что же случилось.

— Допрыгался, старый козел… — простонал он и прикрыл глаза ладонями в тщетной надежде спрятаться от всего белого света.

В дверь заглянула медсестра, пышнотелая Любаша, повела своими серыми, чуть навыкате очами:

— Анатолий Петрович, к вам пациент.

— Пусть подождет, — глухо отозвался Баев, не отнимая рук от лица.

— Хорошо, — Любаша безропотно затворила дверь.

И, главное, чего ему не хватало, спрашивается? Ведь женщин у него было, что называется, складывать некуда, самые разнообразные, блондинки, брюнетки, аппетитные и субтильные. Что они в нем находили, один бог ведает, но они его просто обожали, легко соглашались на флирт, окутывали его своими влекущими духами и одаривали пьянящими поцелуями. При том, что он не обладал утонченной красотой киногероя и экстремальными возможностями мачо, был вполне себе среднестатистическим мужичком. Конечно, денежки у него водились, но ему почему-то не хотелось думать, будто все дело в этих дрянных бумажках, а хотелось верить, что в нем самом есть нечто особенное. Да если на то пошло, кто сказал, что всемирно известные сердцееды все поголовно были красавцами. Скорее уж наоборот, и потом, представления о красоте, как известно, у каждого времени свои.

Ага, вот такие-то мысли и довели его «до добра», меньше бы брал в голову, лучше было бы. А то, когда эта маленькая стервочка стала строить ему глазки, он вместо того, чтобы быстро поставить ее на место, вздумал умиляться и искать в себе эту пресловутую «особинку». Как же, как же, если такое юное эфемерное существо смотрит на него как на бога, значит, он по меньшей мере его (бога!) наместник на земле. Это было что-то новенькое — время от времени наблюдать этого полуребенка (так он думал, идиот!) рядом с собой, ловить его мечтательные вздохи, наставлять, давать советы, выслушивать забавные истории из школьной жизни. У нее тогда как раз обнаружились небольшие проблемы с сердцем, возрастные — тахикардия, быстрая утомляемость и вялость, — ничего серьезного, и она использовала их в качестве предлога, а он не возражал. Обхватывал пальцами ее тонкое запястье, чтобы посчитать пульс, интересовался, нет ли у нее бессонницы, и выписывал направление на кардиограмму. В общем, все как обычно, если не считать мимолетных взглядов и внезапных пауз, над которыми он неизменно подшучивал про себя.

А потом она явилась с очередной кардиограммой, присела на кушетке, смешно, по-птичьи, нахохлившись и обхватив руками острые коленки, странный симбиоз трогательного подростка и почти сформировавшейся женщины. Он это вдруг понял, когда оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на нее. И еще он понял, что она тоже все поняла, может быть, даже раньше его. Его бросило в жар, но он еще что-то лепетал прерывающимся голосом о витаминах, о щадящем режиме нагрузок и прочей ерунде. Как он оказался на этой проклятой кушетке, теперь и не вспомнить. Да-а, некоторые оптимисты рода человеческого называют такие эпизоды минутной слабостью, другие, попроще, говорят «бес попутал», но сути это не меняет. А она сказала: «И это все?» Со знанием дела сказала, так, словно намеревалась уколоть его побольнее, и милый детский образ сразу подернулся туманом.

Главное, сколько бы он ее ни упрекал, все его доводы были заранее обречены. Кто бы ему поверил, что его соблазнила пятнадцатилетняя девочка, намеренно, из желания развлечься, посмеяться, унизить, растоптать.

Он много раз спрашивал ее потом:

— Чего ты хочешь?

А она доводила его до исступления своим деланым удивлением: